— Привет, дедушка.
— Привет, привет.
— Мы гадали, когда ты поедешь острожить? Может, взял бы нас с собой?
— Скоро уже пора. Кто из вас самый заядлый рыбак?
— Мы бы все поехали. У Хэлэны камера со вспышкой, интересные получились бы снимки.
— Лодка четверых не берет.
— Возьми всех, дедушка...
— Я не могу острожить, когда в лодке трое фотографов. Фотография — это особое дело.
— Да ты только подумай, вдруг нам большая щука попадется — какой шикарный снимок получится...
— Может, и так, только это уж вы без меня, пожалуйста.
— А кто же ее бить будет?
— Вы даже бить собираетесь?
— Да ведь только тогда и получится интересный снимок, если щука будет извиваться на остроте.
— Бейте сами. Я позировать не стану.
— Я бы с удовольствием и острожить поехала.
Это Хэлэна.
— И я. Я никогда не ездила.
Это длинноногая Аннастийна.
Девушки загорелись,
— Возьми, дедушка, девочек с собой.
— Возьму, возьму, только порознь. Трое сразу ни к чему. Хватит и двоих. Третий в лодке всегда лишний.
— Возьмите сначала меня.
— Нет, меня.
— Я первая, Аннастийна.
— Ну и ладно, но на второй вечер моя очередь. Вы сегодня пойдете? — спросила Хэлэна.
— Сегодня нельзя, луна почти полная.
— А если набегут тучи? Ведь ты же пойдешь, если будут тучи, ведь пойдешь же, дедушка.
— Тогда поднимется ветер.
— Но он будет юго-восточный. На этом берегу совсем тихо. Сегодня вечером порыбачите, — сказала Лаура Хэлэне.
— А по-моему, ветер почти восточный, и рыба в такой ветер не плавает, — возразил он. Ему не хотелось острожить с этими ветреницами.
Он направился к дому.
Ветер дул с юго-востока. К вечеру он не утихнет, но на мысу тепло и тихо. Небо в тучах, значит, стемнеет на полчаса раньше. Он наполнил фонарь керосином, сменил фитиль и наточил острогу, потом зажег фонарь и пошел на берег собирать камни.
— Дедушка, хэй, можно девочкам с тобой?
Голос донесся с мостков в глубине залива.
Потом они прибежали — Лаура и Хэлэна рядом, Аннастийна немного позади.
— Пусть идут, только надо одеться,
— Да ведь вечер теплый.
— Все равно надо надеть свитера,.
— Мы сейчас сбегаем.
Пока Аннастийна и Хэлэна бегали одеваться, он сходил наполнить термос.
Девушки вернулись в свитерах, брюках и резиновых сапогах.
Хэлэна села на весла, Аннастийна — посередине, а он — на корме. Надев на фонарь жестяной козырек, он установил его на корме. Потом влез на заднюю скамью и, отталкиваясь острогой, повел лодку вдоль берега. Здесь тоже чувствовался ветерок. Видимость была от этого немного хуже.
Маленькие окуньки спали на камнях. Подлещики и небольшие язи мелькали в водорослях.
С озера донесся шум ветра.
— У этого берега всегда бывают щуки, а сегодня не видно даже самых мелких.
— Какая теплая ночь, — заметила Хэлэна.
— Прекрасная ночь.
— Я больше люблю лунные.
Это Хэлэна.
— А я — ветреные. А вы, дедушка?
— Когда острожишь, такие ночи лучше.
— Как рыба на дне выглядит?
— Скоро будет твоя очередь — посмотришь.
В маленькой бухточке они поменялись местами. Хэлэна перешла на корму, а он сел табанить. Он показал Хэлэне, как рыба лежит на дне и как ее надо бить. Хэлэна, кажется, ловкая девушка. Так ведет лодку, отталкиваясь острогой, что и табанить почти не надо!
Он набивает трубку и ищет спички.
— Поглядите, рыба. Вот она.
— Бей.
Хэлэна бьет прямо с поверхности.
— Не вытаскивай остроги, упирай в дно. Чувствуешь что-нибудь?
— Нет.
— Я так и думал. Сверху не попадешь. Надо опустить зубья в воду, чтобы они были над самой головой щуки, и только тогда бить.
— Мне было так страшно.
— Поехали дальше.
— Теперь очередь Аннастийны.
— Я боюсь.
— Иди, иди.
— Стой там, пока не поймаешь рыбу.
Хэлэна осталась на корме.
Он раскурил трубку и стал прислушиваться к ветру. Приятно, что не пришлось укладывать в лодку камни.
— У того мыса попьем кофе, — сказал он.
— И кофе есть? Вот интересно. Я вижу только маленьких окуней.
Это Хэлэна.
— Прекрасная ночь, ветреная ночь, темная ночь.
Это Аннастийна.
— Вы уже студентки?
— Я только весной поступила, а Аннастийна уже в университете.
— Что ты изучаешь? — спросил он у Аннастийны.
— Языки и историю искусств. Я перешла на третий.
— Какие языки?
— Английский и французский.
— Много изучающих английский?
— По-моему, около пятисот.
— А не знаешь, сколько русский учат?
— Не знаю, но немного. Может, человек десять.
— Вот как. Жаль. Странно, что в наших университетах почти не изучают русский, хотя Финляндия и Россия — ближайшие соседи и большая часть торговли ведется с Россией.
Он посмотрел вперед и онемел. В нескольких метрах от них рядом с листьями кувшинок лежала большая щука. На самой поверхности. Пора для остроги еще слишком ранняя, большие щуки еще не опустились на дно. В такое время года их можно увидеть только кое-где на поверхности. Такие большие щуки ищут мелких заводей и опускаются на дно, только когда вода похолодеет. Они чуткие и ловко убегают. Поймать их в такое время почти невозможно. Лодка приблизилась к щуке. Теперь она была видна вся. Лодка подошла к ней почти вплотную, но рыба не шевельнулась. Лодка скользнула мимо.
И тогда Хэлэна взмахнула острогой.
— До дна, до дна. Не поднимай, ради всего святого не поднимай остроги, упирай в дно, я развернусь кормой... Ну вот. Острога воткнулась в дно?
— Д-да-а...
— Теперь поднимай, но не прямо, а немного к себе.
Это была большая щука. И спала у самого листа кувшинки. Такую красивую рыбу на этом озере теперь редко увидишь. Должно быть, из-за большого ветра она спала так крепко.
— Подними-ка острогу.
— Она там, там.
Это Хэлэна. Аннастийна вскочила. Щука на зубьях остроги легла в лодку. Хорошая работа. Проткнута по самой середине.
— Протяни ко мне острогу, я ее сниму и оглушу, а то она выплеснется за борт или будет биться в лодке.
Острога сотрясалась, когда Хэлэна протянула ему конец с рыбой. Сама Хэлэна дрожала.
— Ну и ну... страсти какие, уф! Я была уверена, что не попали. Я ведь била с закрытыми глазами. От страха.
— Она кило на три.
— Даже больше.
— Теперь твоя очередь, Аннастийна.
— Да, теперь поменяемся.
— Я боюсь.
— Почему?
— Все равно я промахнусь. Давайте вы, — предложила ему Аннастийна.
— Ну хорошо, только, может, мы сначала причалим к берегу выпить кофе в честь такой удачи? Здесь хорошее место.
— Давайте.
Они подплыли к берегу. Он снял фонарь с кормы и накачал в него воздух. Потом поставил кружки на камень, рядом с ними мешочек с сахаром и стал разливать кофе.
— Ну и рыба, я все еще не пойму, как она мне попалась.
— Есть у вас фотоаппарат?
— Нет. Мы забыли. Да и не надо. Это совсем другое. Это так здорово, поверишь, Аннастийна.
— Мне тоже было здорово, хотя я только смотрела.
— Это совсем другое, не то что ловля раков.
— А вы ловили?
— Вчера вечером ловили, поймали сорок девять штук, но это просто ерунда по сравнению с таким.
— Пейте кофе, пока не остыл, — сказал он, подтянулся и удобно прислонился к пню. Ему было приятно смотреть на взволнованных девушек. На душе стало легко. Девушки говорят и говорят о рыбе, а он глядит на них и слушает возбужденные молодые голоса. Приятно глядеть на молодых. Для них еще все возможно. Сейчас ему кажется, что и для него тоже. Давно у него не было такого чувства.
— Разве не удивительно — так тепло и так темно, и это в Финляндии, то и другое вместе.
Это Аннастийна.
— Меня еще немного знобит. Это из-за рыбы.
— А мне летом никогда не бывает холодно.
— Ты же и спишь голая.
— Да, это очень приятно, — говорит Аннастийна и наклоняется к камню за кружкой. Ее рука и плечо касаются его руки. Прикосновение молодой женщины. Словно сидишь летней ночью и глядишь на ягнят и телят. То же самое. Люди кажутся такими же ягнятами и телятами, если сидишь тихо и слушаешь вселенную.