— Не забывай писать, — напомнила супруга полковника.
— Я пишу каждый день.
— Нам.
— Вам.
— Не посылай открыток, их прочитывают,
— Не пошлю.
— Снег! — сказал мальчик постарше.
В свете фар зелень казалась белой.
— Где? — спросила мать.
— В Гренландии, — отозвался полковник.
Мальчики начали колотить ногами. Что? Дверь машины.
— Дверь заперта? — спросил полковник.
— Так точно, господин полковник.
— Как вы попадете обратно? — спросил полковник.
— Откуда, господин полковник? — спросил Пелтола.
— Выньте затычки из ушей, я не вас спрашиваю.
Пелтола снизил скорость. Свет фар скользил то по верхушкам берез, то по сторонам дороги. Фары освещали все, кроме дороги.
— Не довольно ли? — спросил полковник.
— Довольно, — согласилась госпожа.
— Нет, нет, не довольно! — в один голос отозвались сыновья.
— Хватит уже, — помедлив, сказала дочка. Она воспользовалась длинной паузой, чтобы голос ее был услышан.
— Киса, — пробормотал младший.
— Ужас какой, остановимся немедленно, — сказала госпожа.
— Что случилось? — спросил полковник.
— Он хочет пи́сать, — пояснила жена.
Пелтола остановил. Она вышла из машины и стала дергать переднюю дверь. Пелтола просунул руку между мальчиками и открыл ее. На его запястье нацарапали гвоздем кошку, и что-то мокрое попало ему на руку.
— Выходи.
— Надо слушаться маму, — сказал полковник, — мать у нас — генерал-майор.
— Он не сказал «пи́сать», он сказал «киса», — объяснил старший мальчик.
— Безразлично, что он сказал.
— Не употребляй эти методы Аушвица[40], — сказал полковник.
— Как тут взяться, — сказала госпожа, — не могу закрыть эту дверь. Они руки прищемят.
— Давайте вы, — приказал полковник Пелтоле.
Пелтола вылез и обошел машину спереди. Он подтолкнул правой рукой мальчиков подальше, а левой закрыл дверь. Он вернулся на место, захлопнул дверь, и они поехали. Были сумерки, березы казались перевернутыми вершинами вниз.
Пелтола не узнавал дороги, по которой недавно ехал сюда. Это была другая дорога. Все спуски с пригорков были теперь подъемами, подъемы — спусками, и там, где дорога поворачивала налево, теперь свертывала вправо, и наоборот. Он ехал как в зеркале. У баньки было достаточно времени, чтобы докатиться туда, куда нужно, если такое вообще может когда-нибудь добраться до места. Он настолько сомневался в этом, что если б на дороге начали попадаться бревна, это не испугало бы его. Свет фар вырывал из тьмы неожиданности, проникая то туда, то сюда, как будто кто-то брел во мраке леса с карманным фонариком и искал ключи. «Это не кончится никогда», — думал Пелтола.
— Пи́сать хочу! — запросился младший. Столько времени прошло, пока он осознал это. Пелтола остановил машину. Мать вышла и открыла дверь с той стороны, где сидели мальчики.
— Дверь-то не на запоре, — заметил полковник.
— И ты пойдешь? — спросила мать старшего.
Она отвела сыновей в сторону, примерно на метр от машины, приказала: «Писайте туда», и заботливо повернула их обеими руками за плечи.
— И нет, — сказал старший, — там, на свету. '
Им хотелось увидеть струю в свете автомобильных фар. Мальчики вернулись к машине, каждый к своей фаре, и стали мочиться.
— Ужасные, — сказала девочка и закрыла глаза, — разве они не ужасные?
— Господа так не делают, — укорил полковник. — Подумайте, что, если бы Маннергейм повел себя так?
Мальчишки обмочили фары, уж это они сообразят!
— Ну, теперь в машину, — распорядилась мать.
Мальчики влезли. Она сама закрыла дверцу — так она расхрабрилась. Потом села на свое место и прислонилась к полковнику.
— Идиллично, — сказала госпожа.
— Думал то же самое, — пробормотал полковник.
Свет в машине стал ярче. Младший сын уснул сидя.
Старший тер глаза. Девочка была ни то ни се. Госпожа засмеялась и почесала свои голени.
— Холодно? — спросил полковник.
— Муравей пробежал по ноге.
— Не может быть. В машине нет муравьев.
— А как муравей пробежал по ноге Петри! Вот он перепугался тогда! Вбежал и орет во все горло. Я спросила, что за беда? Он был так потрясен, никак не мог сказать, что случилось. Потом сказал. Муравей перебежал на меня. Мальчик был в совершенной истерике. Так испугался крошечного муравья, подумай только!
— Потому ты и смеялась? — спросил полковник.
— Разве я смеялась? Не начинай сейчас опять.
Они были посередине деревни, у кирки. Мороженщица ушла, но оставила тележку у дороги. Возле кооперативной лавки была стоянка такси. Там пустовала машина. Пелтола решил затормозить. Оба мальчика спали как придется. Старший во сне скреб ногу младшего, — может, думал: моя нога. Чесанье не прекращалось. Младший бормотал. Девочка не спала, она держала голову очень прямо.
— Ну так, — сказала госпожа, — поедем-ка мы на такси.
— На такси? Тут же у нас бесплатное такси, — сказал полковник. — Поедем обратно к пристани.
— Это, конечно, неплохо, не нужно пока будить мальчиков.
Пелтола подумал, что с таксистом поступили несправедливо, но его утешало, что тот ничего об этом не знал.
Пелтола повернул машину на самом широком месте, между лавками. Фары осветили лавки внутри и вывели черные тени вдоль стен, наклоненные вправо. Потом лучи пошарили в отдельных комнатках подальше и среди дворов замерли, высветив молодую пару на обочине. Они отделились друг от друга, девушка повернулась спиной. Парень пытался закурить.
Чтобы мальчики не упали с сиденья, Пелтола ехал осторожно. Отблески фар поворачивались медленно, как спящий в кровати. Временами они устремлялись на то же самое место, уточняли картину, сужали и приближали ее. Жена ощупывала лицо полковника. Он взял в рот ее пальцы и удерживал их.
— Вот так так, — заметила девочка, — мы едем обратно.
Мать хихикнула.
— Папа, мы едем обратно, — повторила девочка.
Машина шла, как парусник при попутном ветре, беззвучно покачиваясь. Порой она осторожно замирала на месте, но никто этого не замечал. Когда Пелтола это обнаруживал, она начинала двигаться. Полковника можно было бы казнить, изнасиловать его жену, задушить детей, и они ничего бы об этом не знали, только надо суметь проделать все это как можно медленнее, недели так за две; но такие чары держатся только до того, как их начнешь замечать. Жена вынула свои пальцы изо рта полковника и вытерла их о спинку сиденья.
— Приехали? — спросил полковник.
— Да, господин полковник, — сказал Пелтола и остановил машину поближе к лодке.
— Спасибо, что прокатили, — поблагодарила полковница и вышла наружу.
Пелтола обошел машину и открыл вторую заднюю дверь. Девочка пошла к нему на руки. Он поставил ее на землю.
— Мальчиков будить? — спросила полковница.
— Перенесем их в лодку, — сказал ее муж и вышел из машины. Он поднял сына с переднего сиденья и взял его на руки. — Возьмите вы старшего, — велел он Пелтоле.
Пелтола взял. Тот побрыкался у него на руках, но успокоился, когда хватка окрепла. Госпожа нашла свои ботинки на обрыве; один за другим все спустились к лодке.
— Садись на корму и возьми Петри на руки, Кирси сядет на нос и возьмет Якко.
— Кто гребет? — спросила жена.
— Нижеподписавшийся, — сказал полковник.
— Этого я что-то не понимаю.
— Посторожите-ка мальчиков. Если они проснутся, то свалятся за борт. Не сообразят, где находятся. Оттолкните лодку.
— Есть, господин полковник.
— Конечно, мы бы справились, — сказала мать. — Кирси охраняла бы мальчиков.
— Сейчас так темно, вот наскочите на камень и утонете.
— Здесь же нет никаких камней, — проговорила госпожа.
— В Пяйянне полно камней, — сказал полковник, — раньше здесь были пороги длиной сто двадцать километров.
— Кто вернет нам лодку? — спросила супруга.
— Та, кто про это сейчас спрашивает.
— Теперь я понимаю, — сказала она.
Пелтола оттолкнул лодку от берега и пошел к машине; он закрыл все двери, за машиной справил нужду и сапогом нагреб сверху песку. Потом вернулся на край обрыва. Лодка была еще всего в трех метрах от берега.