И еще — вспомогательная полиция, местные парни, вооруженные пистолетами и автоматами, которым щедро платили за ночные дежурства. Питер впервые увидел их, когда ему было лет десять. Он возвращался на велосипеде от дяди, который жил в Олтнегоре. Был теплый летний вечер, и человек тридцать их маршировало перед оранжистским клубом, крытым жестью. Он знал их почти всех, этих местных протестантов, с которыми встречался в магазинах и на улицах, у которых бывал дома, но теперь они холодно смотрели прямо перед собой, словно не замечая его. А три дня спустя они вечером остановили его с отцом на улице и, притворяясь, будто не узнают их, полчаса не отпускали.
Возможно, воспоминания эти окрашены предубеждением, думал Питер, однако события прошлой ночи как будто подтверждали их истинность. Из кафе Хиггинса вырывался сноп света, оглушительно гремела пластинка с поп — музыкой. Под уличным фонарем виднелась щуплая фигура Джо Дума, городского дурачка. Он что‑то ел из консервной банки. Вокруг толпились мальчишки, но при появлении Питера они исчезли в темноте.
Перед казармами, расположенными на пригорке у самой городской черты, царило непривычное оживление. У входа стоял «лендровер», полный полицейских, и длинная патрульная машина, о чем неопровержимо свидетельствовал ее черный цвет и радиоантенна на крыше. Само здание, большое, бело — черное, можно было бы принять за виллу врача или директора компании в каком‑нибудь уютном английском пригороде, если бы не голубой полицейский герб над входом. Однако окружавшие его ряды колючей проволоки и дзот из мешков с песком, из смотровой щели которого торчал пулемет, придавали ему сходство с крепостью, с резиденцией гаулейтера в оккупированном городе. Питер заметил в дзоте движение — его держали под прицелом.
— Сержант тут? — спросил он и раздраженно добавил: — И ради бога перестаньте в меня целиться. Я живу здесь, на том конце улицы.
— Зачем он вам? — Из дзота вышел молодой полицейский. Автомат у него в руках казался безобидной детской игрушкой.
— Мне бы хотелось взять у него интервью. Я журналист, работаю в английской газете. Меня интересует то, что произошло вчера ночью.
— Вы — журналист? — с откровенным недоверием переспросил полицейский. — Из Англии?
— Да, и мне бы хотелось повидать сержанта.
Несколько секунд полицейский молча рассматривал Питера. Его молочно — голубые глаза на бледном лице, которое под черным козырьком фуражки казалось совсем мертвенным, были холодны и пусты. Затем он повернулся и повел Питера в дежурку.
Там было пять человек — двое местных полицейских, которых он как будто узнал, двое из вспомогательной полиции и офицер, которого выдавали осанка, хорошо пригнанный мундир, портупея и начищенные краги. Все они посмотрели на Питера с удивлением.
— Этот человек, сержант, — сказал провожатый Питера, обращаясь к одному из местных, — говорит, что он журналист. Работает в какой‑то газете в Англии.
Сержант не спеша подошел к Питеру.
— Вы ведь сын мистера Дугласа? — спросил он с сомнением, но вежливо.
— Да, сержант. Я работаю в Англии, в газете, и приехал домой в отпуск. Мне хотелось бы кое‑что узнать у вас о том, что произошло вчера ночью.
— Вчера ночью? — Сержант растерянно оглянулся на щеголеватого офицера.
— В какой газете вы работаете? — спросил офицер резко и встал прямо перед Питером, словно надеясь смутить незваного гостя самим своим присутствием. Голос был властный, «английский», холодный, а тон — ровный, как у диктора Би — Би — Си, читающего последние известия.
Питер вежливо объяснил.
— Так — тах<, — бесстрастно сказал офицер. — Мне кажется, я эту газету знаю. — Он повернулся к сержанту. — Я думаю, Ноулз, нам следует проводить мистера Дугласа в другую комнату.
Когда Питер вслед за сержантом вошел в большую комнату в конце коридора, его вдруг осенило.