Джимми здорово умел заставить людей смеяться, особенно над ним самим, и Джеймс, зная, как это нравилось Кейт, тоже старался ее рассмешить. Но Кейт, хоть убей, не могла выдавить из себя улыбку на все его остроты. И в то же время она знала, что Джеймс привязчивее, мягче и внимательнее, чем Джимми. «Джимми, тот огонь, зато у Джеймса есть характер» — так отзывалась она о них.
Но вот однажды рано утром в двери Кейт отчаянно застучали, и она в страхе вскочила с кровати, уверенная, что с Джимми стряслась беда. Уже неделю он не выходил у нее из головы, и она попрекала Джеймса, что тот портит себе глаза над старыми книжками и не хочет написать брату, узнать, как у него дела. Казалось, с чего бы ей беспокоиться, ведь она сама похвалялась тем, что, слава богу, избавилась от Джимми, но ход ее мыслей никогда не отличался последовательностью. Не спросив даже, кто там, она распахнула дверь и увидела Джимми. У нее все поплыло перед глазами от радости и облегчения:
— Сыночек ты мой! — воскликнула она, обнимая его. — А я уж думала, ты никогда не придешь! Как же ты добрался‑то до нас?
— Шел пешком почти всю дорогу! — ответил он с обычным своим удальством.
— Ну еще бы! Ты ведь у нас такой! — приговаривала она торопливо, и вдруг голос ее даже сорвался от возмущения. — Да ты в хороших штанах!
— Кто там, мам? — нетерпеливо закричал сверху Джеймс.
— Спускайся скорей, сам увидишь! — отозвалась Кейт, принимаясь возиться у огня, и Джеймс в ночной рубашке спустился в кухню.
— Ну что, Джеймс, небось не рад, что я вернулся? — усмехнулся Джимми, протягивая руку.
— Нет, Джимми, я очень рад, — ответил Джеймс тихо.
— Ну‑ка, быстро оденься, чертенок ты этакий! — закричала Кейт. — Сколько раз тебе говорить, чтобы не разгуливал з ночной рубахе по двору и позсюду… Ох ynt этот мне малый, — пожаловалась она Джимми, — просто сердце от него заходится. Только успевай за ним подбирать, все теряет да раскидывает.
Потом они все втроем уселись завтракать, а солнце как раз добралось до красного песчаника в карьере и румянило щеки Джимми, пока он рассказывал о сзоем ночном путешествии. Кейт дивилась в душе, «как ока, помня рассказы Джимми, могла все это время слушать Джеймса. О чем бы ни говорил Джеймс, все у него начиналось или кончалось одним: «Мам, ведь я правильно сделал, да?» А вот Джимми, тот обычно выставлял себя простачком, иной раз вовсе дураком, но всем было совершенно ясно, что это совсем не так.
— Ну а деньги на дорогу ты куда дел? — спросила Кейт подозрительно. — Небось потратил?
— Какие деньги? — вспыхнул он.
— Дала же тебе мать деньги на поезд?
— А я ей ничего не сказал.
— Не сказал? — медленно повторила Кейт. — Ага, понятно, ты с ней поругался и удрал из дому! Ей — богу, вечно ты что‑нибудь натворишь!
— А ей все равно, что я делаю, — вызывающе передернул плечами Джимми.
— Ну еще бы! — насмешливо отозвалась Кейт. — Она, значит, мало о тебе думает? А теперь во всем буду виновата я, теперь она скажет, это я тебя испортила. И правильно скажет. Все я виновата, паршивец ты этакий! — Она распахнула дверь во двор и стала смотреть на огромный, залитый утренним солнцем каменный лоб карьера. — Ну и день сегодня выдался, слава тебе господи!
Полчаса спустя до слуха Кейт донесся непривычный здесь шум автомобиля, и она встревоженно подняла голову. Машина остановилась возле дома. Кейт круто повернулась к Джимми, который побледнел не меньше, чем она.
— Полиция? — спросила она гневным шепотом. Она знала, что спрашивает зря, но Джимми будто и не слышал. Он сразу сник.
— Если это дядя Тим, я с ним не поеду, — заявил он угрюмо.
Кейт пошла к дверям и увидела мужа Нэнс, приятного розовощекого молодого человека, — о таких Кейт обычно говорила «кровь с молоком».
— Вот мы снова у вас, миссис Маони, — сказал он добродушно.
— Входите, входите, сэр, — захлопотала Кейт, вытирая руки о свой сшитый из мешковины передник, и сразу превратилась из гордой матери семейства в старую служанку, пойманную с тем, что ей не принадлежит.
Молодой человек вошел в кухню, словно к себе домой, и остановился как вкопанный, увидев сидящего у окна Джимми.
— Нет, вы подумайте, и как это я догадался первым делом приехать прямо к вам? — спросил он весело, — Знаете, миссис Маони, из меня вышел бы первоклассный сыщик. Тим — следопыт, вот кто я такой. Преступники содрогаются, услышав мое имя.
Джимми не отозвался, и Тим с упреком Ескинул голову.