— Очевидно, на вечере.
— Нет, где‑то еще, — сухо сказал он. Затем погрузился в чтение и больше за весь вечер ни разу не заговорил с ней, не взглянул на нее. Только когда в десять часов прозвенел звонок, снова повернулся к ней.
— Вспомнил, где я вас видел: на Лисон — стрит. — Он был явно доволен тем, что наконец все встало на свои места.
— Вполне возможно. Вы, кажется, тоже там живете?
Она никак не ожидала, что ее вопрос вызовет у него такое раздражение.
— Нет, я живу в Килдере, — отрезал он и, собрав книги, вышел из зала.
«Вот и конец», — подумала она. Но ошиблась. Он ждал ее на лестнице и, как только она вышла, тотчас же возобновил прерванный разговор, будто продолжая обсуждать чрезвычайно важную проблему.
— Мне приходится проводить в Дублине пять дней в неделю, с понедельника по пятницу, но это совсем не то же самое, что жить здесь постоянно. Я просто не вынес бы этого. Ненавижу Дублин!
У нее перехватило дыхание от неожиданной страстной горечи его слов.
— Но ведь он такой красивый! — возразила она.
Они дошли до двери — в вечернем воздухе видневшиеся между каменных колонн небо, облака и деревья казались до того независимыми и свободными, что защемило сердце от их предательской красоты.
— А я люблю Дублин, — повторила она с жаром, сознавая, что сейчас хрустнет, как сучок, их едва завязавшееся знакомство. И, смутившись, добавила: — Ну что ж, всего хорошего.
Погрустнев, она вышла из ворот на улицу.
Но на следующий день они неожиданно столкнулись на Лисон — стрит. Он приподнял шляпу. Глядя на его неторопливую походку, трудно было поверить, что хорошая погода и солнце не доставляют ему радости.
— Добрый день, — сказал он сдержанно.
— Какая дивная погода! — ответила она.
— Да, сегодня не душно, — согласился он. Однако, бросив взгляд на уходящую вдаль улицу, сразу насупился.
Одна сторона улицы уже погрузилась в тень, но другая все еще была залита солнцем — его лучи били по оштукатуренным откосам окон и крашеным подоконникам, и те отражали их свет, добросовестно, но тускло, — так бегущая по клавишам рука пытается передать совершенство музыки, положенной на ноты.
Вид у него был мрачный.
— Вы, наверное, считаете эти старые дома чудом красоты. А по мне, они уродливы — пора их на слом.
Он был настроен воинственно, но все же ей было лестно, что он помнит их короткий разговор накануне.
— Не понимаю, как можно называть их уродливыми, — сказала она.
— Постойте, о чем мы говорим? О том, что снаружи, или о том, что внутри? Я‑то все время имею в виду только то, что внутри. Знаете, часто я стою у собст венной двери с ключом в руках и страшусь открыть ее и очутиться среди этого убожества и мрака. Один запах чего стоит!
— Запах? Это, наверное, от сырости. Там что, нет каминов?
Судя по его лицу, он не склонен был думать, что дело в сырости.
— Разве вы не знаете, какие камины в этих домах? Забиты золой по самую трубу, и стоит поворошить угли, как они тут же гаснут. Как‑то утром я бросил в камин апельсиновую кожуру, а когда вернулся вечером, она лежала там, целая и невредимая.
— Но при чем тут дом? — возразила она.
Он не слушал ее.
— Когда я учился на первом курсе, у меня была берлога на Фицвильям — стрит. Там на перилах по всей лестнице были вырезаны буквы — знаете, как вырезают на деревьях. Но вот однажды сняли штору с лестничного окна, и я увидел, что вырезаны они не на самих перилах, а на толстом слое жира и грязи.
Она невольно рассмеялась, но тут же снова запротестовала.
— Но при чем же тут дом? Вы несправедливы. И кроме того, с домами не так, как с людьми, — с возрастом они вовсе не обязательно становятся уродливыми. Я знаю один старый дом за городом, в Лонгвуде…
Она замолчала, неожиданно увидев прямо перед собой, в земляном круге, вырезанном в асфальте, молодой платан; его потемневшие от копоти ветки были, как дождинками, усеяны зелеными почками.
— Смотрите, какое дерево! — воскликнула она. — А вы говорите Килдер! Разве там есть что‑нибудь похожее? А вы слышали, как поют дублинские птицы?
— Слышу иногда голодных воробьев где‑то на задворках моего дома.
— Ну, это деревенские жители — им лучше бы не улетать с насиженных мест. Нет, я имею в виду настоящих городских птиц, которые живут в плюще на стенах домов. Слышите?! — спросила она взволнованно, когда совсем рядом с ними птичка начала выводить свои предвечерние трели.