Вскоре прибыли первые бригады рабочих. Доминго приходил каждое утро, наблюдая издали, как постепенно развертываются работы. Отвес, несколько метров бечевки, кирки и лопаты, экскаватор; на груде мешков двое одетых в светлое мужчин сверялись с чертеяшми и руководили работами, словно генералы, указывая вытянутой вперед рукой. Потом все это огородили кирпичным забором с широкими задвигающимися воротами, которые открывались только для того, чтобы пропустить грузовики, да с дверцей, в которую каждый день заглядывал Доминго. Отсюда он наблюдал, как в его маленьком пруду дымилась негашеная известь, как Засыпали глубокие ямы, вырытые на его полях, и как ставили первые столбы из армированного цемента, пока однажды прораб не спросил его, не потерял ли он здесь что-нибудь.
А одиннадцать месяцев спустя опять была весна, и снова, как в прошлом году, стрижи падали сверкающими серпами на пшеничные поля. Но наверное, птицы были другие и трава другая, а на месте его цветника теперь возвышались семь этажей наполовину законченного здания. Был март, и недавние всходы на окрестных полях, мягкие и нежные, дрожали от налетавшего ветра. Доминго смотрел на них с дороги. А однажды, не выдержав, зашагал по посевам, и Амелия пошла за ним, погружая ноги в рыхлую красную Землю, прогретую солнцем. В этот день они обедали позже обычного.
Доминго происходил из крестьянской семьи. Родился в Ла Ногере, усадьбе, имевшей около двухсот гектаров посевов и леса, основными арендаторами там были его родители. Летом он не разлучался с Аугусто, сыном владельца усадьбы, мальчиком приблизительно его возраста. Аугусто был очень слабый и болезненный, поэтому отец все три месяца каникул держал его в деревне. Осенью Аугусто воз вращался в город, а Доминго начинал работать в поле со своими родителями. Это было так же неизбежно, как смена дня ночью. Потом опять наступало лето, и дети, у которых впереди было три месяца — целая вечность! — ловили в канавах головастиков, играли в войну, выращивали на лесных опушках пшеницу, маис и фасоль. В октябре, когда Аугусто уже не было, Доминго приходил туда поливать растения, но делал это нерегулярно, без всякой охоты, пока они не погибали от первых заморозков.
Однажды Аугусто приехал с ружьем 24–го калибра — подарком отца, и время, когда они сидели в засаде в вересковых зарослях, сдерживая дыхание, с бьющимся сердцем, было, наверное, самым счастливым. Потом все изменилось. Аугусто проводил в Ла Ногере уже не все лето, а лишь несколько дней в сентябре. Отец возил его на модные пляжи и курорты принимать морские ванны. «Он у меня становится дикарем. Да и раньше был нелюдимым… Поэтому я и вожу его в Ситхес. Хочу, чтоб повидал людей, познакомился с девушками да пообтесался немного», — говорил он крестьянам. Аугусто теперь был длинным грубоватым юношей с прыщавым лицом, ломающимся голосом и невыразительным взглядом. Он приезжал в Ла Ногеру вместе с приятелем, толстым и злым, который гонял кур, колотил свиней и пинками разбивал кроличьи клетки. Когда они отправлялись на охоту, загонщиком брали с собой Доминго. Он пробирался по канавам, заросшим бурьяном, натравливал собак, а приятели ждали наверху с ружьями. Остальное время Аугусто и его друг проводили в саду, развалившись в шезлонгах, поглощая пирожные и прохладительные напитки, шушукаясь и хихикая. Потом два года подряд Аугусто не показывался в Ла Ногере. Он окончил школу и изучал языки за границей… Вернулся уже взрослым мужчиной, и Доминго впервые обратился к нему на «вы». С этого времени Аугусто бывал в Ла Ногере только наездами, всегда с друзьями и приятельницами. Встретившись с Доминго, хлопал его по спине, сердечно улыбался и предлагал сигареты, каждый раз забывая, что Доминго не курит. А потом спрашивал: «Помнишь, как мы вместе играли?» Однажды, уже женившись на донье Магдалене, он предложил Доминго уехать с ним в Барселону. Доминго согласился. Ему дали строптивую лошадку и легкую лакированную коляску, чтобы он каждый день возил на прогулку сеньору и маленького Виктора. Доминго нравились лошадь и коляска, город и их дом с огромным тенистым садом. Дом был выстроен под средние века: с высокой башней и островерхой крышей; в башне был балкон с разноцветными стеклами, где Доминго проводил почти все свое свободное время, разглядывая улицу через цветные витражи.
Он быстро освоился в городе. Ему удалось преодолеть страх, который он и его лошадь питали к автомобилям и трамваям, причем лошадь, пожалуй, справилась с этим быстрее его. По утрам он возил на прогулку сеньору и мальчика. Донья Магдалена была женщина добрая и очень любила животных. «Не бей ее, Доминго, не бей, — часто говорила она Доминго, поглаяшвая круп лошади. — У лошадей невеселая жизнь. То направо, то налево, то стой, то иди… Она слушается, а получает за это горстку сладких рожков. Так и идет, сама не зная куда, пока однажды не сможет подняться или же свалится посреди дороги у обочины». Хорошая, очень хорошая была сеньора.