Точно с таким же лицом он сидел на камнях, свесив ноги внутрь ванны для засолки рыбы и каждую фразу начиная словами: «Представьте себе…» Лично я ничего представить себе не могла. То ли из-за смешного недовольства, которое отец всем выставлял напоказ, то ли из-за того, что представлять вообще была Шунечкина привилегия. Гром тоже, наверное, умел представлять — от этого им и нравилась археология. Мне же как-то безразличны были гармоничные эллины, солившие свою селедку и эксплуатировавшие своих рабов.
Меня интересовали те, кто сидел вокруг… И еще меня интересовал звук, внезапно возникший, какой-то дальний рокот. Он то нарастал, приближаясь к нам, то снова, удаляясь, исчезал совсем.
Самолет ли летел над нами в синей свободной вышине? Машина ли шла краем степи по дальней дороге? Кроме этого рокота, никаких звуков в мире не было. Да еще слабый плеск волн и шипение оседающей пены…
Через минуту мы все, как собаки, «поставили уши», вытянули шеи, а Макс даже вскочил. Будто не просто кто-то ехал мимо нас по своим делам, а вез тревожную новость из того мира, где, между прочим, через неделю ждали нас экзамены, как Марта Ильинична сказала, когда-то вообще называвшиеся испытаниями.
Наконец мы увидели облако пыли, мотоцикл, темно-вишневую «Яву», двоих в шлемах, круто поворачивающих к нашему лагерю. И я узнала Вику и того, второго, квадратного, в блайзере.
Правда, никакого блайзера на нем сегодня не было. Джинсы его обросли пылью до колен.
— Ну, — сказала ему Вика, спрыгивая на песок и кивая нам. — Говорила я тебе, Бобик, мы их найдем? Не за край света завалились.
— Нашли. Чего уж там!
— Женщинам надо верить, Бобик.
— Ну да? — Бобик-Квадрат пошевелил верхней вмятой, немного расплющенной губой. — Тебя послушай!
А мы стояли вокруг, рассматривали их и удивлялись: вот тебе на! Не ждали, не гадали!
А может быть, их кто-нибудь ждал? Может быть, договоренность была? Может быть, просто какие-то обстоятельства задержали Вику? Тихо, почти не поднимая век, я перевела взгляд туда-сюда, но ничего не увидела. Зато почувствовала: Поливанов стоит у меня за спиной. Стоит со значением.
— Соскучились? — Вика подходила к нам, уверенная в себе, как в подарке. И я почувствовала, что соскучилась ужасно. По тому времени, когда еще не было никаких Поливановых, а Генку мы бросали на любом углу, если захотелось посекретничать или порассуждать о жизни.
Сейчас Генка переступал с ноги на ногу, не понимая до конца, почему Вика оказалась здесь. И что-то дрожало у него под нижним веком.
— Неужели не соскучились? Я по Женьке — смертельно… Ну, — сказала Вика, подходя ко мне вплотную, — ты мне уже третью ночь подряд снишься. Есть разговор.
И мы, закинув руки друг другу на плечи, пошли за Большие Камни, в сторону сарая. Шли, как будто ничего не случилось. Но разговора никакого особого не вышло. Возможно, потому, что скоро и остальные ринулись в нашу сторону. Так, впрочем, получалось всегда: стоило появиться Вике, как все сбивались к одному борту.
— Вика, Камчадалова! — крикнула нам Лариса. — Присоединяйтесь: Поливанов показывает, как геологи воду ищут!
Действительно, впереди всех шел Поливанов, рядом мой отец и немного сбоку Громов.
— А как геологи воду ищут? — спросила я, подныривая под руку к отцу.
— Говорят, при помощи вот такого прутика. — Отец приобнял меня и кивнул в сторону Поливанова.
Поливанов нес в соединенных, как створки, ладонях какую-то веточку без листьев, с рогулькой посередине. И веточка эта, по словам отца, должна была повернуться, изменить свое положение, если окажется, что где-то рядом вода.
Сам Поливанов ничего не говорил, смотрел гипнотизирующим взглядом себе в руки. Только мне показалось — все-таки чуть-чуть он усмехается. Разыгрывал он нас, что ли? Хотел произвести впечатление? Показать: мол, вы в археологии, а я вот в каком фокусе — мастак?
— Максим, а геологом ты с каких пор стал? — безо всякого раздражения спросила Вика. Однако в вопросе ее тоже что-то крылось.
— Не стал ни геологом, ни археологом, но все время в поиске… — бросил Поливанов, вдруг резко сворачивая к двум плоским камням, едва прикрытым песком.
Нет, определенно, он нас всех немного поддразнивал…
Между тем мы подходили к Камням, и лицо Макса делалось все строже и суше. Я перевела взгляд на его руки: как ни странно, веточка ожила и шевелилась нерешительно. Шевелилась ли, он ли ее шевелил?
Кончик веточки, рогулька такая, живенько стала выписывать нечто в воздухе, потом изогнулась, как притянутая к земле. А Поливанов стоял, широко расставив ноги, и дышал так, будто пробежал длинную дистанцию.