С того раза Циньцинь его больше не видела. В университете он так и не появлялся. Может, поискать в библиотеке? Или подойти к его аудитории? Почему тогда в воскресенье он забрел в среднюю школу? Хотел тишины? Нет, к его аудитории она не подойдет просто так. Причины для этого нет. Однажды после занятий она решила спуститься в подвальный этаж главного здания. Там помещался методический кабинет, который вечером уже не работал. Зачем ее туда понесло? Ведь там так темно, что страх разбирает.
Вдруг до нее донесся низкий протяжный голос, повторявший японские слова. Сердце забилось сильнее. Она узнала этот голос, хотя слышала его всего один раз. Она не могла его забыть.
— Доната дэска?[61] — окликнула она громко.
— Аната вадэ дзондзи найка мо сирэмасэн[62], — последовал ответ.
— Ииэ, ватакуси-ва дзондзитэ имас[63].
— Дэва, Аната-ва доната дэска[64].
— Ватаси-ва химахима-то…[65] — Она запнулась, не зная что еще сказать.
— Так это ты, та самая, которая изучала оконные стекла? — Он вышел из темноты и протянул ей руку.
— Тебе здесь не холодно? До чего же ты прилежный, — сказала она с нескрываемым восхищением.
— Прилежный? Да нет, просто хочу получить при распределении местечко получше, — подмигнул он. — Чтобы жить, надо есть.
Циньцинь не ожидала подобного ответа и оторопела.
— Ты учишь урок? — спросила она.
— Урок? Думаешь, одними уроками можно чего-то достичь? Только дураки ограничиваются зубрежкой уроков. А я хочу поступить в аспирантуру при университете Васэда. — И он быстро заговорил по-японски, нараспев, словно читал стихи.
— Понятно? — спросил он, понизив голос так, как спрашивает учитель у ученицы.
— Нет… — Она покраснела. — Я ничего не поняла.
— Это я перевел на японский рубаи персидского поэта: «Мы жалкие шашки на доске, день и ночь нами играют, пойдешь ли на запад, пойдешь ли на восток, все равно запрут или съедят, а после хода все равно всех уберут в ящик одного за другим». Намек поняла? Глубина! Вот человеческая жизнь: люди — пешки, судьба ими играет, а мечты — синоним иллюзий.
Словно холодный ветер пронесся по подвалу. Циньцинь вздрогнула.
— Ты меня искала? — задумчиво спросил он.
— Нет… То есть да. Я хотела спросить, но не важно…
— Прости! — Он сложил руки. — Нету времени, еще надо подготовиться на завтра. А ты не торопишься?
— Не очень.
— Тогда давай встретимся в воскресенье. Я буду либо здесь, либо в общежитии, третий корпус, комната триста тридцать три.
Циньцинь заколебалась, она хотела сказать, что в воскресенье занята, но не успела: он скрылся в темноте.
«Не следует ему мешать, — думала Циньцинь. — У него и так огромная нагрузка. Да, как же мне быть в воскресенье?»
В субботу пошел мягкий крупный снег, и вечером Фу Юньсян пригласил ее покататься на лыжах. Завтра парень из военного городка возьмет у отца джип, можно всей компанией отправиться на машине в Шанчжи и ее прихватить.
— Прихватить? Я не поеду, — раздраженно ответила она. — Тебя прихватят, ты и цепляйся, а я не хочу за ними тянуться.
Тянуться — это что-то новое, наверняка услышала это словечко на своем вечернем. Тянутся — так говорили о тех, кто подражал детям ответственных работников, задавался, напускал на себя развязность, называл автобус «колымагой», а при знакомстве хвастливо заявлял: «Возьми номер моего телефона!» А на деле телефон был коммунальный, один на целый дом, а то и на квартал. Циньцинь не понимала, почему никто не подражает хорошему, откуда у людей столько тщеславия, неужели они думают, что развязность — признак обеспеченной жизни? Отец Фу Юньсяна заведовал где-то небольшим отделом, а сам Фу Юньсян старался дружить с сыновьями работников провинциального комитета.
Неожиданный снегопад был для Циньцинь весьма кстати. Она пошла на занятия и увидела объявление:
«Студентам всех факультетов! В связи с заносами на товарной станции в воскресенье во второй половине дня все как один на расчистку снега!»
Так бывало каждую зиму. Из-за снежных заносов останавливался транспорт, и жители города, красные от мороза, с лопатами и кирками, выходили расчищать снег. Циньцинь всегда активно участвовала в этом мероприятии, но сегодня оно ее и обрадовало, и огорчило. Фэй Юань пойдет на расчистку снега, и его не найдешь. И все же Циньцинь пошла к третьему корпусу, втайне надеясь на удачу. Проезжую часть уже расчистили, и показались серые бетонные квадраты. Своей белизной снег слепил глаза, с веток на плечи Циньцинь падали сдуваемые ветром пушистые комки. Девушка нашла комнату с номером триста тридцать три, постучала. Никто не ответил. «Ушел чистить снег», — подумала она и только собралась уйти, как дверь вдруг тихо отворилась.