Она была уязвлена. А собственно, чем? Она сравнивает, и он тоже. По крайней мере понял, что добрая, — значит, умнее других. Она знала на заводе молодежного активиста, который из кожи лез вон, чтобы взять жену из высокопоставленной семьи, и женился на дочке начальника управления, уродине. Карьерист. А вот Фу Юньсян не карьерист. Люди жить хотят. Он не заорал: «Одного не хватает!» — но то и дело спрашивал: «Почем такая капуста?» Ну и что в этом дурного? Вон какая на ней красивая шерстяная кофточка!
— Пойдем быстрей! — торопил Фу Юньсян. — А то еле плетемся. Опоздаем.
Плетись не плетись, делу не поможешь. Сейчас они пройдут каток, свернут за угол, там и фотография. Щелк! — и готово; конец всему, больше никаких сравнений.
Как красиво катается на коньках девочка! На ней вязаная шапочка из красных с золотом ниток, такой же свитер — девочка порхает, словно снежинка, слетевшая с небес. Ее душа поет, она чертит на льду картину своего счастливого будущего. Циньцинь в детстве тоже любила кататься на коньках. Конечно, у нее не было таких нейлоновых брюк небесно-голубого цвета, она носила шерстяные рейтузы, связанные матерью. Она заняла по танцам на льду второе место в городе и в качестве приза получила коньки. А девочка молодец, на одном дыхании делает столько поворотов, так ловко держит равновесие. Она предвкушает победу на соревнованиях, видит, как ее засыпают цветами.
У каждого в детстве есть своя мечта о счастье. И жизнь кажется ровной, как каток. Циньцинь редко падала на льду, в жизни тоже не оступалась. Ей везло, ее всегда окружали вниманием и заботой. Почему же ей так тоскливо? С тех пор как она отдала коньки, ни разу от души не веселилась. Да, ни соревнований, ни букетов, вместо этого — свадебное платье и украшения для невест. «Дай-ка я еще разок гляну на тебя, девочка. И я была такой же, как ты. Я снова почувствовала себя маленькой. Все это кончилось. Детство, юность, мечты — все ушло и никогда не вернется. Мне так хочется поцеловать твои румяные от мороза щеки. Попрощаться, как Дюймовочка прощалась с красным цветочком, перед тем как сойти в подземелье. Дюймовочку в последний момент спасла ласточка, но такое бывает лишь в сказке. Прощай, девочка, когда вырастешь, пусть тебе встретится человек по сердцу, которого ты будешь любить».
— Быстрее! — говорил Фу Юньсян. — Захочешь посмотреть танцы на льду, я тебе достану билет.
И вот она перед большим зеркалом в фотографии. Со всех стен на нее глядят лица, в самых разнообразных ракурсах. Фу Юньсян оставил ее, а сам пошел договариваться. Конечно, чуда не будет. Как все невесты, она наденет свадебное платье, накинет прозрачную фату, накрасит губы, подведет брови и будет улыбаться, но в меру, чтобы не было морщин. Рот приоткрыт, но чуть-чуть, чтобы вид был неглупый; если не улыбаться, подумают, что ты несчастлива. Еще одна пара для свадебной фотографии…
Циньцинь вдруг вспомнила репродукцию картины русского художника Журавлева «Перед венцом», которую видела в журнале. На картине плачущая девушка в свадебном наряде на коленях перед купцом, ее женихом, рядом ее отец, позарившийся на купеческое богатство, ради которого пожертвовал счастьем дочери.
Почему она вдруг вспомнила эту картину? Быть может, потому, что фотография дает напрокат свадебный наряд, очень похожий на тот, в котором изображена на картине невеста? Она тоже будет несчастной женой, только не сможет стать на колени и заплакать. Слезами горю не поможешь, и потом, ее ведь никто не принуждает, она все делает добровольно и выходит замуж не ради денег или какой-нибудь выгоды, а потому, что они «подходят» друг другу. Но сколько семей несчастливы потому, что супруги не подходят друг другу? Если она выбросится из окна, пожалеют ее или нет? Скорее заподозрят в преступлении. Она будет в сто раз несчастнее, чем невеста на картине, потому что ей некого винить и ненавидеть, во всем виновата она сама.
Фу Юньсян протиснулся к ней сквозь очередь и, сияя улыбкой, помахал квитанцией:
— Договорился, прокат платья за полцены, пойдем наряжаться.
Надо идти. Чуда не произойдет. Все это глупость. Наденешь свадебный наряд — и все.
— Народу много, придется обождать, — досадовал Фу Юньсян у входа в примерочную.
Жди не жди, все равно рано или поздно придется наряжаться. И тогда не мечтай ни о рыцарях, ни о ласточках.
— Когда будут снимать, гляди повеселее, — шептал Фу Юньсян ей на ухо, уговаривая как малого ребенка. — Ты у меня всегда грустная, но улыбка тебе идет, наденешь венок и будешь похожа на японскую кинозвезду Нацукэ.
Циньцинь фыркнула. А почему бы ей не улыбаться? Надо улыбаться. В детстве она тайком доставала у матери из шкафа старый, засохший венок и примеряла его перед зеркалом. У каждой девочки есть свои секреты, и разве она не мечтала о замужестве? Разве три года назад не вышила две нейлоновые наволочки?