Они медленно построились в колонну — правда, то один, то другой иногда вылезал, но все же появилось какое-то подобие порядка, — командир низко надвинул на лоб кепи и прошелся вдоль шеренги, очевидно произнося при этом что-то ободряющее. Наконец они успокоились, подровнялись — ну в точности школьники, всем классом отправляющиеся на прогулку! Командир указал на нас. Вся колонна оглянулась, даже мистер Лейн попытался повернуть голову, но безуспешно — видно, привязали его на совесть. Командир поманил нас, мы махнули ему в ответ. Я думал, что теперь он погрозит кулаком, но так далеко он все-таки заходить не стал. Он пожал плечами и одновременно развел руками — жест, выражающий бессилие. Мы поняли, что сделал он это для группы, а не для нас, и потому не обиделись. С облегчением мы смотрели, как колонна наконец тронулась — очень медленно, но, когда через некоторое время я снова посмотрел в ту сторону, они продвинулись уже достаточно далеко. Итак, мы расстались; ну что ж, посмотрим, кто из нас выживет. Согласно нашему плану, нам предстояло остаться у самолета, и я очень этому радовался: мне вовсе не улыбалось мерить шагами суровые гренландские холмы.
Взявшись за руки, мы побрели к самолету. Осмотрев его внутри, мы обнаружили в хвосте два кресла, уцелевшие после пожара. Не так-то легко было очистить их от сажи и пепла. Но нам хотелось укрыться от холодного ветра, а потому на вонь мы уже не обращали внимания. К тому же через четверть часа мы к ней принюхались — просто удивительно, как быстро человек свыкается с любыми обстоятельствами.
Много часов провели мы там, подобно потерпевшим крушение на необитаемом острове. Мы сняли пальто и накрылись ими. Изредка что-то говорили, Джейн рассказывала о своей жизни, я — о своей, мы задавали друг другу вопросы вроде: «Ты меня любишь?» и «Мы будем потом встречаться?» — но все это было очень трудно сейчас решить. Если мистер Лейн не умрет и не уволит ее, возможно, они заедут в Голландию во время одного из путешествий. Где они только не побывали — послушать ее, это было преутомительное занятие. Я настойчиво приглашал их в Голландию, но она вспомнила, что мистер Лейн раз уже был там и ему не понравилось, так что надежды на повторный визит мало. Так мы болтали, а больше молчали. Потом у Джейн пробудилось чувство вины перед мистером Лейном — я, впрочем, этого ожидал. Я терпеливо разъяснил ей, что, какая бы судьба его ни постигла, винить он должен только себя. Почему ему не пришло в голову отделиться от группы — он ведь достаточно разумный человек. Оставим в покое тех, кто привык всю жизнь следовать установленному свыше порядку, полагая, что это и есть самое разумное. Кто мы такие, чтобы вмешиваться в чужую жизнь?
Так говорил я, изрекал и другие истины в том же роде, а ворочать языком становилось все труднее. Разговоры перемежались долгими поцелуями; потом я почувствовал, как потянуло холодным сквозняком. Постепенно темнело и холодало, и оба мы погрузились в какой-то полусон, все больше и больше коченея. Чтобы не замерзнуть, мы теснее прижимались друг к другу и наконец словно бы слились воедино. Так прошла ночь. Проснулись мы от шума снижающегося вертолета.
Высунувшись наружу и увидев американский военный вертолет, я удивился, что ничуть не удивлен. Видно, я довольно твердо рассчитывал на то, что нас спасут. Все шло именно так, как я себе представлял. Мы не суетились, не трудились, а за нами прилетели. Вертолет мягко приземлился неподалеку от нас, дверца открылась, и из нее выпрыгнул военный. Он медленно направился к разбитому самолету, а другой военный, сидя в дверях, наблюдал за ним.
— Пошли, — сказал я Джейн, — автобус прибыл на остановку, надо поспеть на него, интервалы очень большие.
Я в первый раз услышал ее громкий смех. Мы с трудом, помогая друг другу, вылезли из кресел, из-под пальто. Мы страшно закоченели, и, когда, пошатываясь, вылезли на волю, вид у нас был вполне подходящий для людей, перенесших катастрофу. Увидев нас, военный испуганно остановился. Он не ожидал встретить людей.
— Расскажите мне все, — сказал он. — Что произошло, остался ли еще кто-нибудь в живых?
Он сунул мне пачку сигарет, после чего бросил меня на произвол судьбы, а сам стал поддерживать Джейн. Я сделал несколько приседаний и взмахов руками — при этом я упал и уже не мог встать без посторонней помощи. Когда меня подняли, на меня напал приступ смеха, но я, хоть и с величайшим трудом, подавил его: мне не хотелось, чтобы наши спасители приняли меня за кретина. Наконец-то застывшая в жилах кровь снова пришла в движение, и я смог открыть пачку и закурить сигарету. Джейн тем временем подробно обо всем рассказала, так что мне, слава богу, не понадобилось ничего говорить. Нам помогли залезть в вертолет, и, должен признать, весьма относительный комфорт этого аппарата вызвал во мне ощущение непередаваемого блаженства. Я уютно устроился на маленьком стульчике и чуть не сказал: «Итак, я сижу» — но вовремя удержался.