ИСПЫТАНИЕ И НАКАЗАНИЕ
По полю идет центурион. В его подчинении сотня человек, сотня солдат, и все они обязаны безоговорочно ему повиноваться. Много месяцев их муштровали, закаляя душу и тело, и теперь центурион почти доволен и собирается подвергнуть своих людей последнему испытанию: он должен знать, с кем имеет дело, насколько они усвоили его уроки. Маршрут предстоящего испытания уже намечен и, хотя он невелик — всего около километра, — простым его никак не назовешь. Ни о дороге, ни о тропинке и речи нет. Тяжелый и опасный для жизни путь проходит по гористой местности — на каждом шагу скрытые под водой провалы, обломки скал, болота, расселины, через клокочущие горные ручьи перекинуты тонкие гладкоотесанные жердины. Значительная часть маршрута проложена по уходящей ввысь скалистой тропе, то слева, то справа обрывающейся в бездонную пропасть. Серна и та воспользуется этой тропинкой лишь в крайнем случае: удирая от охотника, взявшего ее на мушку, или уходя от преследования стаи волков. Другая часть маршрута проходит по склонам крутого, поросшего скользким мхом холма; поскользнешься — либо погибнешь, либо начинай все сначала. Из чувства гуманности центурион кое-где вбил глубоко в мох деревянные колышки. Как ни силен, как ни гибок командир, умеющий падать с высоты в несколько метров, не причинив себе вреда, узкая тропа так трудна, что даже он не взялся бы прокладывать ее дважды, и все же он шел по тропе при свете дня и вгонял в землю стрелы. Двадцать пять стрел воткнул он — по одной через каждые сорок метров, указывая солдатам направление пути. Командир ждал наступления ночи. Луна и звезды были скрыты низкими тучами. Дул порывистый ветер. Центурион разбудил солдат; измученные, они спали тяжелым сном. Целый день они боролись, метали копья, надрывались, перетаскивая каменные глыбы. Двенадцать из них по приказу центуриона были высечены за то, что за глаза поносили его, трое других — за то, что чрезмерно его восхваляли.
— Солдаты, — говорит командир, руководствуясь принципом: на то и учение, чтобы преодолевать трудности, — я знаю, вы устали и спите на ходу, но прошу вас, соберите все силы и мужество, прогоните сон, ибо сегодня ночью я должен подвергнуть вас испытанию. Я хочу знать, чему вы научились.
Он делает знак рукой, и каждому солдату вручают по лампе. Однако центурион запрещает зажигать их до прибытия на место. Только у начала пути, который никто, кроме него самого, не осмелился бы назвать «тропой», он разрешает солдатам зажечь лампы и объясняет, что́ им предстоит делать. Они будут отправляться в путь по одному каждые десять минут. Кто совершит ошибку или поскользнется, того ждет суровое наказание. Во время похода нельзя приближаться к впереди идущему более чем на восемьдесят метров. Никто не должен обращать внимание на стоны раненых, даже на горестные рыдания своего лучшего друга или соседа. Единственная задача всякого солдата — отыскать с помощью ламп стрелы, указывающие направление движения.
— Свет лампы не даст вам сбиться с маршрута, но вы можете использовать ее и для любой другой цели, — так центурион заканчивает свой, как всегда, немногословный инструктаж.
Он хватает за плечи первого попавшегося солдата и говорит:
— Ты пойдешь последним, а пока будешь следить за тем, чтобы каждый отправлялся в дорогу ровно через десять минут после своего предшественника.
Затем начальник окольным путем поспешил к конечному пункту маршрута. Прошло почти два часа, прежде чем он заметил в темноте первого солдата. Еще пять — десять минут — и вот солдат уже совсем рядом. Измученный, он опускается наземь, в руках у него горящая лампа. Центурион смотрит на голову солдата, покрытую ранами, на окровавленные руки, на стертые, обломанные ногти; от ботинок солдата ничего не осталось, а кость правой ноги прорвала мясо на пятке. Командир в ярости, ему хочется дать солдату хорошего пинка, но он себя сдерживает.
— Ты грязный мошенник, — шипит он. — Ты подлый обманщик. Почему лампа все еще при тебе? Почему, черт возьми, ты не подумал о своих товарищах и не оставил лампу в опасном месте, чтобы облегчить путь идущим тебе вослед?