Анна вернулась домой через год после войны. Но это уже была не его сестренка, а красивая чужая молодая дама.
Мейндерт не решился спросить ее о Руфи.
Время, проведенное в Гастерланде, он вспоминал как сон. А вскоре Анна навсегда исчезла из его мира.
Много лет спустя, уже почти взрослый, Мейндерт побывал у Аге. Вот тут-то он и спросил об оружии, что лежало когда-то в коричневом шкафчике.
Старик был немногословен.
— Ах, мальчик, дело обычное. Мы дрались с мофами. Время от времени добывали что-нибудь и помогали людям. Ничего особенного. Действовали мы небольшими группами. Ну и на всякий случай у нас было оружие. Ведь никогда не знаешь, на что нарвешься.
— Ты, видно, не был женат, Аге, — сказал Мейндерт.
— С чего ты взял? Просто жена ушла от меня задолго до войны. Не выдержала с таким бирюком, как я. И я иногда наведывался в Леуварден… к девицам… ну знаешь… Ладно, хватит об этом… Недавно я был у твоей сестры в больнице, — продолжал он. — Она меня не узнала. Вернулся я оттуда совсем разбитый. Она сидела и смотрела на меня отсутствующим взглядом. Очень мне хотелось взять ее на недельку сюда. Здесь она бы мигом поправилась. Но дирекция больницы не разрешила. Медсестра сказала, что единственное, чем занимается твоя сестра, — это рисует. Так рисовать можно и тут. А готовить я пока не разучился.
Мейндерт посмотрел на запущенный сад. Длинные перекладины на заборе с южной стороны Аге сломал. От чувства безопасности, которое сад дарил детям во время войны, не осталось и следа. Впрочем, за годы войны ничего не осталось и от сада. Плодовые деревья и кусты смородины вырубили. Все было заброшено.
— Ох уж эта собака, — проворчал Аге, с трудом поднимаясь со стула, — бегает то в дом, то из дому.
«Он здорово состарился, — подумал Мейндерт. — На лице появились лиловые прожилки».
Шаркая ногами, Аге подошел к двери.
— Посмотри, — сказал он собаке, — кто к нам пришел.
Но пес и ухом не повел.
— Как ее зовут? — спросил Мейндерт.
— Как зовут? Не знаю. Собака хорошая, зачем ей имя?
— Я скоро опять приеду, — пообещал на прощание Мейндерт.
Старик долго махал ему вслед рукой. Рядом с ним, виляя хвостом, стояла собака.
Лет пять спустя после того визита Мейндерт прочел в газете сообщение, перевернувшее ему душу.
ПЕНСИОНЕР НАЙДЕН ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ — извещал броский заголовок. А ниже более мелким шрифтом: «Рядом с ним лежала погибающая от голода собака». А дальше было напечатано следующее:
«В субботу полиция обнаружила останки 82-летнего А. В. в его доме. Он пролежал там мертвый не менее двух недель. Кроме покойного, в доме была найдена собака. Все эти дни животное без пищи пробыло со своим хозяином.
Когда был найден господин А. В., собака неподвижно лежала рядом с ним. Старик редко общался с соседями. Погибающую собаку отвезли в приют для животных».
Заглянув в железнодорожный справочник, Мейндерт понял, что в этот день до дома Веринги ему не добраться, придется заночевать в соседнем городке, а уже оттуда ехать утром на автобусе.
Всю дорогу в Фрисландию его мучили угрызения совести. Ну и мерзавец же он, посылал раз в год по открытке к Новому году, и все.
В 11.05 он прибыл в X. На станции раздобыл местную газету за тот, роковой день.
Сидя на узкой гостиничной койке, он читал: «Скотовод Лёйнгма, обнаруживший мертвого А. В., рассказывает: „Я заглянул в окно. Стул валялся в стороне, видно, старик упал на кровать. Он был в очках. Рядом с ним я увидел собаку. Я давно не встречал Аге — мы с ним не больно дружили: очень уж он был нелюдимый, — но подумал, что надо пойти взглянуть, не случилось ли с ним чего. Мы с сыном перелезли через забор за домом. Когда я посветил в комнату автомобильным фонарем, я сразу понял, что он умер. Собака на меня залаяла. Потом я позвонил в полицию“».
Автобус в сторону дома Аге шел только на следующее утро в девять сорок. Шофер не торопился.
Все в деревушке было как много лет назад. Сначала Мейндерт зашел к Лёйнгме. Тот поздоровался с ним так, словно они виделись вчера. Потом Лёйнгма рассказал, как все было.
— Когда похороны? — спросил Мейндерт.
— Чьи? — удивился Лёйнгма.
— Как чьи? Вашего соседа, Веринги.
— А его не будут хоронить. Его уже увезли, — ответил Лёйнгма. — Они им попользуются, распотрошат всего. Аге говорил мне как-то насчет этого. Он подписал бумагу, где говорится, что после смерти он разрешает взять свое тело для добрых целей.