— Мой парень и солома моя, а ты заткни глотку, — огрызнулась Бирте из-под тюка соломы.
Свен проводил их до самого конца хутора. А остановившись, все кричал им вслед. Они шли быстро, чтобы поскорее уйти от него. Тропинку сменила проезжая дорога, и можно было идти рядом.
«И дорога у них есть», — думала Бирте. Они подошли к открытому месту, где лежали штабеля торфа, и сняли тюки. Бирте трясло от пережитого волнения и злобы. Свен ранил ее в самое сердце. Был уверен, что это пройдет ему безнаказанно. «Неужели все люди так о нас думают?» Эта мысль ужаснула ее. Такое чувство испытываешь, когда лежишь ночью во мраке и ощущаешь, как холод безжалостно проникает в дом. «Вот что значит бедность», — сказала она себе. Ей захотелось огня, тепла.
Она собрала сухой травы, веток. Тонкие березовые ветки горели бездымно, и при резком солнечном свете пламя было почти не видно. Вскоре от костра осталась всего-навсего крошечная кучка углей. Из кармана нижней юбки Бирте вынула несколько холодных картофелин и половину лепешки. Оба начали есть картофель, не дожидаясь, пока он испечется, потом хватали горячие картофелины и разминали на хлебе. Изо рта у них шел пар.
— Хорошо, что я напомнила ему о сене, — пробормотала Бирте. — Я уж позабочусь, чтобы он об этом не забыл!
— Это правда, что он украл сено? — спросил Сигвал.
— Да, украл! А теперь старался унизить нас потому, что знает, что мы… — Она не сказала «впали в нужду», не хотела говорить этого громко, боялась накликать беду. — Он старался унизить нас, — повторила она.
— Расскажи, как он украл сено, — сонно пробормотал Сигвал. Он слышал об этом и раньше, но это было похоже на сказку.
— Потом, теперь надо идти.
Но она продолжала сидеть, тело было такое тяжелое. Да и голова немного кружилась, перед глазами ходили разноцветные круги, может быть, это дрожал воздух над углями, пронизанный солнечным светом. Она протянула руки к углям, жгучий жар словно пробудил ее. Это те же руки, что и в ту пору, когда она подстерегала Свена на краю своего участка. За два дня до того исчезли две копны сена. Она была в этом уверена, ибо пересчитала копны накануне, и была почти уверена в том, кто их украл. В темноте ночи она разглядела, что кто-то словно тень бродит между копнами, переходит от копны к копне, ощупывая их. Потом призрак вынул веревку и стал обвязывать копну. Она подождала, пока он кончил свое дело и присел, чтобы взвалить сено на спину, и подошла. Подошла совсем вплотную, и только тогда он ее заметил. Пока жива, она не забудет его взгляда. «Пойдешь со мной!» — сказала она и пошла впереди, по лугу, к хутору. Он шел за ней как собака. «Чего ты хочешь? — бормотал он, — я не понимаю, что ты хочешь со мной сделать?» Он чуть не плакал. «Дать тебе поужинать!» — ответила она и вошла в кухню. Он послушно шел следом и сел на скамейку у кухонного стола, а она поставила на стол масло, лепешки, молоко, сыр — чего только не было тогда в доме, теперь ей просто не верится, что так оно все и было. «Что тебе нужно! — ныл он. — Не могу же я есть твою еду!» Он заплакал. «Ешь», — сказала она и села напротив него за стол. Она помнит, как дрожали его руки, когда он взял лепешку. «Намажь маслом!» — приказала она. Он жевал и глотал, а как только прекращал жевать, она бросала на него такой взгляд, что он снова принимался за еду.
Они встречались и разговаривали после того случая, но он всегда отводил от нее взгляд и смотрел куда-то в сторону. Теперь же он смотрел на нее в упор, да, он предложил ей молока и еды, чтобы унизить ее. Он никогда не посмел бы этого сделать, будь она моложе, или если бы был жив ее сын, или если бы она несла на продажу в город масло и телячью тушу.
Раньше его ненависть придавала ей бодрости, напоминала о тех добрых временах, когда она была молода и сильна, когда жизнь ей улыбалась. Теперь, вспоминая его елейную воровскую морду, она испытывала нечто похожее на страх. «Все перевернулось!» — думала она с бессильной горечью. Смотрела на свои руки над костром и пыталась вспомнить, как дрожала его рука, когда он брал ее лепешку. Но воспоминание потеряло силу, она видела только собственные руки.
«Хорошо, что я напомнила ему об этом», — снова подумала она. Сигвал заснул. Она чувствовала себя виноватой, что отказалась от предложенных Свеном молока и еды. «А могла ли я поступить иначе?» — ответила она сама себе. Она знала, как Свен стал бы болтать… «Они так изголодались, что нам пришлось дать им поесть». Вот о чем будут думать люди, когда повстречают ее и Сигвала. Такое люди никогда не забывают.
— Черт возьми, я еще не падаль какая-то! — прошептала она и разбудила Сигвала. Похлопала себя руками по плечам, чтобы согреться, и вскоре они опять зашагали.