Хорошая память
Перевод С. Тархановой
Она мало изменилась. Разве что располнела немного. Вот только глаза… Они будто стали меньше, и в них погас блеск. И рот вроде стал меньше. Но все же он сразу ее узнал.
Она тоже его узнала. Улыбнулась любезно, но сдержанно:
— Да, мы с господином Сульбергом когда-то были знакомы… бог знает сколько лет назад. Какая приятная встреча.
Он низко поклонился.
— Да, да, конечно, мы… гм… давно знакомы.
Она поплыла дальше.
В руке у него оказалась рюмка с коктейлем, браво расставив ноги, он сунул другую руку в карман. А вообще-то больше всего на свете ему хотелось запустить пальцы за воротничок и растянуть его, чтобы отделаться от мучительного ощущения удушья. Черт бы взял эти рауты! Жена его болтала, простите, беседовала с хозяином дома. Тьфу, пропасть, неужели ей не надоели эти сборища! «Но, послушай, Ханс, дорогой, должны же мы бывать в обществе и видеться с людьми…»
Просто диву даешься, с каким значением люди произносят слова, когда слова эти ничего не значат.
Вот и хозяйка.
— Приветствую вас. — Она сердечно пожала ему руку и с чувством произнесла это «…ветствую». — Я так рада, что вы пришли.
Он быстро отвесил несколько учтивых поклонов, держа в одной руке полную рюмку, в другой — сверкающую кольцами руку хозяйки.
Сам-то он каждый день видится с людьми, другое дело — жена. Дети связывают ее, и вообще…
Он покосился на Кирстен. «Мы с господином Сульбергом…» Он слегка улыбнулся своим мыслям.
Было это двадцать лет назад. Они были молоды, и лето выдалось долгое, теплое, чудесное, каким всегда бывает лето, когда ты молод. Они тогда проводили свои каникулы в Хуруме. Двадцать лет… «бог знает, сколько лет назад»… Неужто этими словами можно вычеркнуть из жизни самые счастливые часы?
Она была восхитительна. Он втянул живот и провел рукой по редеющим волосам. На ней было модное в ту пору платье из клетчатого полотна. Они вместе купались, катались на лодке. А ночью… «Пожалуйста, прошу всех к столу!»
Хорошая закуска, ничего не скажешь. Да только на ночь глядя ему не впрок.
В ту пору они любили сидеть на мостках. Болтали ногами, ели креветок и пили пиво и, щурясь, глядели на золотистый закат. Глядели, как светится море, и глядели друг на друга. Слушали рокот мотора где-то на фьорде и никуда не спешили. И было им хорошо.
— Подумать только, — вдруг услышал он голос хозяйки. — какой ужас! Эта молодежная преступность. И наркомания… Хотите знать мое мнение?.. Нет, прошу тебя, дорогая, возьми еще закуски: хоть на один вечер позабудь о своей талии…
— Когда мы были молоды, — вмешалась Кирстен, нынешняя Кирстен, — тогда все было по-другому. Нам ничего такого не позволяли.
«Когда мы были молоды, — думал он, — волосы твои были как живые. Они сверкали и переливались золотом, свисая вдоль твоей спины, пряча гибкую шею; сверкая, распластывались на белой подушке. Так хорошо было гладить их, а когда ты расчесывала их щеткой, из них сыпались искры. И в ту пору у тебя был совсем другой голос».
— Когда мы были молоды, — продолжала нынешним своим голосом Кирстен, — мы ничего не знали о сексе и всяком таком. Мы были невинны, как младенец во чреве матери. Чуть ли не воображали, будто можно забеременеть от поцелуя. А все же и мы вроде не ударили лицом в грязь.
Веселый смех гостей радостно подтвердил, насколько они согласны с этим выводом.
Он отпил мадеры и вспомнил ту ночь, когда они возвращались с дачи Торсенов.
Обоим было в ту пору по девятнадцать, и они шли домой с вечеринки «без взрослых». Вдвоем — Кирстен и он — они сели в лодку и стали грести в черной тишине озера. Сидели во тьме, прижавшись друг к другу. Смакуя легкий хмель от торсеновской наливки, слушали плеск весел. А потом убрали весла.
— У современной молодежи, — кажется, теперь заговорил муж Кирстен, — нет никаких принципов.
Муж Кирстен жевал телячью отбивную. Откинутая назад голова придавала ему сходство с какой-то птицей.
— Современная молодежь… ням-ням-ням, — за разговором муж Кирстен не забывал жевать, — полностью освобождена от всякой ответственности… ням-ням-ням. А всему виной… ням-ням-ням… пресловутое… ням… свободное воспитание.
Он выплюнул слово «свободное», точно жилку из отбивной.
Под конец они легли на дно лодки. Лежать было жестко, но это было неважно. Вообще, все тогда было неважно. Все тогда было прекрасно, неподдельно и просто.
— Простите, есть у вас дети? — спросил он у мужа Кирстен.
— Еще бы! — не без гордости ответил тот. — Целых трое!