11оэтому дебаты о заботе и справедливости — это нс спор между ответственностью и правами. Напротив, ответственность занимает центральное место в этике справедливости. Причина того, почему мои требования по отношению к другим людям ограничены справедливостью, не в том, что у меня есть права, но в том, что у меня есть ответственность — частью моей ответственности за других является принятие ответственности за собственные желания и за стоимость моих актов выбора. Как пишет об этом Ролз, его теория «полагается на способность принимать ответственность за наши цели» [Rawls 19826: 169]. И напротив, те, кто увязывают моральные обязанности с субъективно ощущаемым вредом, а не с объективной нечестностью, должны отрицать, что мы — ответственные индивиды: они «должны утверждать, что неразумно, если и несправедливо, считать людей ответственными за их предпочтения и требовать от них действовать наилучшим возможным для них образом» (Rawls 19826:168]. Поскольку Ролз считает, что мы способны принимать такую ответственность, его теория требует от людей жить по средствам, строить свои планы исходя из той справедливой доли ресурсов, которую они могут правомерно ожидать. В результате легкомысленный и экстравагантный человек не может ожидать, что те, кто более ответственны, будут оплачивать издержки его неблагоразумия: «считается нечестным, что они теперь должны иметь меньше, чтобы избавить [его] от последствий нехватки дальновидности или самодисциплины» (Rawls 19826: 169]. Если мы обязаны избавлять людей от субъективного вреда, то от тех, кто разумно подходил к своему благополучию, будут требоваться постоянные жертвы для помощи тем, кто был безответственно легкомыслен или экстравагантен, а это нечестно»1*.
Представление о том, что субъективно ощущаемый вред порождает моральные требования, не только нечестно, оно может скрывать угнетение. Субъективный вред связан с ожиданиями, и несправедливые общества порождают несправедливые ожидания. Рассмотрим традиционные брачные отношения, в которых «мужчины не служат женщинам так, как женщины — мужчинам» (см. [Frye 1983: 9, 10; ср. Friedman 1987а: 100-101; Grimshaw 1986: 216-219)). Мужчины ожидают от женщин, что они будут обслуживать их нужды, и, следовательно, чувствуют некий
“ С этим связана и обеспокоенность по поводу того, что этика заботы может позволить патерналистское вмешательство для спасения людей от того, что заботящиеся считают глупым или неблагоразумным выбором, или от вероятного субъективного вреда. Всё это совершенно уместно по отношению к детям, но проблематично во взаимоотношениях с дееспособными взрослыми. Чтобы избежать этого, некоторые теоретики заботы подчёркивают, что забота о других предусматривает признание и уважение их способности к ответственному руководству собой. Но если так. то это движет нас обратно к той точке зрения, что наши обязанности по отношению к другим есть больше дело объективной справедливости или несправедливости, чем субъективного вреда, по крайней мере в случае с дееспособными взрослыми. Нарайан полагает, что потенциальный патернализм присутствует в дискурсе заботы не только в аспекте отношений с отдельными членами чьего-либо общества, но и в отношениях с целыми социальными группами по всему миру. Она утверждает, что европейская колонизация Африки и Азии обычно обосновывалась рассуждениями в терминах заботы об ответственности белого человека за благополучие отсталых рас [N'arayan 1995: 133-135).
LJ1 Ufit!*,i >iii:jj . . a ^
хозяйства. Действительно. «при всех попытках изменить отношения угнетения или эксплуатации к го-то будет лишён чего-то. Какого-то внимания, услуг или удобств, к которому они привыкли. Они могут испытать некоторые трудности или бедствия и ощущать это как отсутствие заботы» (Grimshaw 1986: 218). Угнетатели будут остро чувствовать любую потерю привилегий. И наоборот, угнетаемые часто социализируются таким образом, чюбы нс испытывать субъективно ощущаемого вреда из-за угнетения: они адаптируют свои предпочтения так, что больше не желают того, что. как они знают, они не мо|ут получить.
Там, где имеет место этот процесс адаптации предпочтений, сосредоточение внимания на субъективном вреде как основании для моральных требований делает угнетение менее заметным. Но с точки зрения справедливости субъективно ощущаемый угнетателями вред нс имеет морального веса, поскольку возникает из-за их нечестных и эгоистичных предпочтений (см. гл. 1 $ 5 наст. изд.). Требования справедливости определяются правомерными ожиданиями людей, а не их фактическими ожиданиями. Это объясняет, почему теоретики справедливости говорят не только о том, что субъективный вред не имеет морального значения при отсутствии объективной несправедливости, но также и то, что объективная несправедливость аморальна даже тогда, когда не сопровождается субъективно ощущаемым вредом, как это происходит, когда люди социализируются так, что принимают угнетение (ср. (Harding 1987:297)). В этом смысле «нравственно обоснованные формы заботы и сообщества предполагают предшествующие условия и суждения справедливости» (Kohlberg 1984: 305)”.