[Jaggar 1983: 357; Young 1987:60))46. Я ранее утверждал, что это противопоставление преувеличенно, так как тот вид абстрагирования, который проявляется в мышлении о справедливости, необязательно конкурирует с чувствительностью к контексту (например, моральная чувствительность требуется для того, чтобы быть хорошим присяжным). Но уже было показано, что даже там, где справедливость менее чувствительна к контексту, объяснение тому нравственное, а не психологическое. Причина, почему справедливость делает акцент на изучении и применении правил, состоит в том, что это требуется для справедливости и автономии. Для того чтобы иметь подлинную автономию, мы должны заранее знать, на что распространяется наша ответственность, и это распределение ответственности должно быть до некоторой степени защищено от учитывающих контекст оценок конкретных желаний. В результате некоторый субъективный вред не должен учитываться. И если некоторые виды субъективного вреда не являются основанием для моральных требований, то люди должны знать заранее, каковы они, чтобы соответствующим образом корректировать свои цели. В силу обеих этих причин нам нужны правила, которые были бы более абстрактными и менее чувствительными к контексту47. Так что любые разногласия, которые действительно существуют между теоретиками справедливости и заботы относительно важности чувствительности к контексту в наших нравственных способностях и нравственном объяснении, производны от более фундаментальных различий относительно важности честности и личной ответственности как нравственных понятий. Первые два противопоставления являются побочными продуктами третьего.
Таким образом, если бы мир полностью состоял из физически полноценных взрослых, были бы сильные основания принять подход справедливости с его публичными правилами для балансирования автоно-
"Этосвяэаинос распространенной тенденцией различать заботу н справедливость по их формальным свойствам, а не по субстативным ценностям. Критику ее см.: [Bubeck 1995: ch. 5].
*' Этот аргумент в пользу общественных стандартов также касается и демократии. Утверждение этики заботы о том, что моральные проблемы должны решаться не через обращение к общественным правилам или принципам, но через проявление моральной чувствительности нравственно зрелым лицом, имеет сильное сходство с аргументами консерваторов о том, что политические лидеры не должны быть подотчётны демократическому процессу (см., напр.: [Oakeshott 1984]). Мудрым политическим лидерам следует доверять, а не тщательно проверять, ибо их мышление часто не может быть выражено словами и представлено систематически. Как и с правилами справедливости, мы можем желать, чтобы политические лидеры применяли ясные общественные стандарты обоснования своих решений не потому, что они более объективны, но потому, что они более демократичны. По поводу критики материнского мышления за игнорирование политических ценностей,таких как демократия,см.: [Dietz 1985].
мии и ответственности. Как показывает эта книга, многие теоретики справедливости пишут так, как будто мир состоит только из физически полноценных взрослых, игнорируя вопросы о том, как их растили и как удовлетворяются нужды иждивенцев48. Теоретики справедливости часто имплицитно следуют предложению Гоббса о том, что, разрабатывая наши теории, мы должны «рассматривать людей так, как будто они сейчас выскочили из земли и неожиданно, как грибы, достигли полной зрелости, без всякой связи друг с другом»49. Воспитание детей и забота об иждивенцах либо игнорируются, либо считаются чем-то таким, с чем «естественным образом» имеет дело семья, которая рассматривается как находящаяся за пределами теории справедливости.
“ Одним объяснением этого, упомянутым ранее, является то, что философы-мужчины не были заинтересованы в том, чтобы ставить под сомнение гендерное разделение труда, которое им было выгодно. Но Аннет Бейер говорит и о другой причине: она отмечает, что все великие теоретики морали в западной традиции «не только были мужчинами, они были в основном мужчинами во взрослом возрасте, лишь минимально контактировавшими с женщинами и, таким образом, меньше всего испытавшими их влияние*. Они были в основном «священниками, женоненавистниками и пуританами-холостяками», и их философия отражала то. что их собственная жизнь во взрослом возрасте характеризовалась «холодными, отстраненными отношениями между более или менее равными взрослыми чужими людьми» (Baier 1986: 247-248). Она полагает, что если бы большее число этих теоретиков были бы мужьями и отцами, даже в традиционном патриархальном браке, они уделили бы больше внимания проблемам семьи, зависимости и тем добродетелям и взаимоотношениям, которые необходимы для сохранения человеческого сообщества на протяжении жизни поколений.