Таким образом, абстрактная идея равенства может быть интерпретирована по-разному и необязательно подразумевать равенство в какой-то конкретной области, будь то доход, богатство, возможности или свободы. Дискуссии между этими теориями ведутся о том, какой конкретной разновидности равенства требует более абстрактная идея обращения людей друг с другом как равных. Не каждая из когда-либо создававшихся политических теорий является эгалитаристской в этом широком смысле. Но если теория будет утверждать, что некоторые люди не заслуживают равного внимания государства, что некоторые люди просто не так важны, как другие, то большинство лю/£й в современном мире немедленно отвергнут эту теорию. Предположение Дворкина заключается в том, что идея равной значимости каждой личности составляет сердцевину всех правдоподобных политических теорий.
Именно это предположение я собираюсь рассмотреть в этой книге, ибо я верю, что оно так же важно, как и любая из тех частных теорий, которым оно даёт интерпретацию. (Одним из его преимуществ являет -ся то, что это предположение делает более осмысленным поиск единой всеобъемлющей теории справедливости.) Не все согласятся, что каждая из этих теорий основана на принципе равенства, и я буду рассматривать другие пути их интерпретации. Например, я буду обсуждать вопрос о том, что могла бы означать для либертарианства свобода как основополагающая ценность или польза как основополагающая ценность для утилитаризма. В каждом случае я буду сравнивать различные интерпретации для того, чтобы увидеть, какая из них представляет наиболее последовательное и привлекательное описание обсуждаемой теории.
Если предположение Дворкина верно, то скептицизм многих людей по поводу возможности рационально разрешить споры между теориями справедливости может оказаться неуместным или, в любом случае, слишком поспешным. Если каждая теория стоит на одном и том же «эгалитарном плато» — а именно, если каждая теория стремится определить социальные, экономические и политические условия, при которых члены сообщества обращаются друг с другом как равные — тогда нам, возможно, удастся показать, что одна из теорий лучше соответствует стандарту, который все они признают. Если согласно традиционной точке зрения основной спор в политической теории идёт о том, признавать или нет равенство в качестве ценности, то с новой точки зрения фундаментальный вопрос состоит не в том, принимать ли равенство, а в том, как лучше всего его интерпретировать. И это означает, что люди могли бы дискутировать, так сказать, на одной волне, даже те из них, кто не вписывается в традиционный континуум «левого — правого». Поэтому идея наличия эгалитарного плато в дискуссиях о политике потенциально более способна согласовать и разнообразие, и единство современной политической философии.
2. ЗАМЕЧАНИЕ О МЕТОДЕ
Обычно в начале книги такого рода говорят нечто о методологии автора, о том, как он понимает предприятие политической философии в целом, что отличает его от других интеллектуальных предприятий, например, от моральной философии, и как автор собирается оценивать его успех. Я не буду здесь много распространяться об этих вопросах, отчасти поскольку не думаю, что на таком общем уровне многое можно сказать. Каждая из анализируемых ниже теорий отвечает на эти вопросы различным образом, каждая предлагает своё видение различия между моральной и политической философией, своё видение критериев успешной аргументации. Поэтому оценка тех или иных представлений о природе политической философии не может быть отделена от и проведена до оценки конкретных теорий справедливости.
Однако может оказаться полезным предвосхитить некоторые идеи, которые будут обсуждаться в следующих главах. Я полагаю, что есть фундаментальное единство моральной и политической философии, по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, как формулирует это Роберт Нозик, «моральная философия задаёт фон и границы политической философии. Что люди могут и нс могут делать в отношении друг друга, задаёт пределы тому, что они могут делать с помощью аппарата государства или для создания такого аппарата. Моральные запреты, что допускают принуждение, являются источником какой бы то ни было легитимности, которую имеет применяющее силу государство» (Nozick 1974:6; рус. изд. 2008). У нас есть моральные обязанности по отношению друг к другу, некоторые из них являются предметом ответственности общества и реализуются через общественные институты, другие — делом личной ответственности, в частности правила поведения. Политическая философия сосредоточивает внимание на тех обязанностях, благодаря которым оправдано использование общественных институтов. Различные теории разграничивают ответственность общества и частных лиц по-разному, но я согласен с Нозиком в том, что сущность этой ответственности и грань между частным и общественным её проявлением должны определяться с помощью обращения к более глубоким моральным принципам.