А предводитель тлей и вовсе объявил, что среди его подчиненных нет и не может быть единства, поскольку черные тли безусловно захотят воевать, а вот розовые и зеленые будут ждать, чтобы их хорошенько попросили.
Каждый хотел бы стать королем, когда бы не сановники да союзники.
Фея Грызля выслушала все эти жалобы и возражения с каменным лицом. А потом разомкнула челюсти и изрекла:
— Я поддерживаю ваши предложения. Они выражают вашу искреннюю преданность моему делу и мне лично. Необходимо привести вражескую территорию в такое состояние, чтобы подорвать моральный дух противника, придать мужества нашим войскам и сделать ее пригодной для нашего способа ведения военных действий.
— Какая глубокая мысль! — облегченно загомонили присутствующие.
— Следовательно, нам придется вернуть Богов Сад в первобытное естественное состояние, — продолжала фея Грызля. — Наиболее целесообразным местом для этого представляется мне Английский Газон. Во-первых, по той причине, что он примыкает к нашей границе, а во-вторых, потому что овца, насколько мне известно, все еще не удосужилась привести его в порядок.
Безудержное ликование охватило всех.
— Ура! — закричали сановники. — Виват нашей шестиногой повелительнице!
— Войну начнем в назначенный мною час, — вновь взяла слово королева, — но для начала поведем ее скрытно.
Ведь войну и впрямь легко скрыть от глаз, словно носовой платок или карандаш.
Глава седьмая
ИЗГНАНИЕ МИЛЕНЫ
В то же утро Милена постучалась в черепок, служивший дверью, и весело спросила:
— Можно войти?
— Да уж, верно, придется, — отозвался Добриэль изнутри.
— Почему это «придется»? — спросила Милена и вошла. — Ведь и ты мог бы ко мне выйти.
— «Придется» я сказал потому, что нам с тобою надо поговорить, — ответил Добриэль, не вставая с пола. — Дело в том, что нынче ночью я принял одно решение, и тебе ни к чему приподнимать подол и устраиваться поудобнее, потому что раз решение принято, то и говорить особо не о чем.
Таким мрачным тоном Добриэль еще никогда не говорил с Миленой. Поэтому она послушно остановилась у входа и приготовилась к короткому разговору, хотя сама-то больше любила долгие.
— Нам придется расстаться, Милена, — сказал Добриэль. — Причем навсегда.
— Разве ты меня разлюбил? — испуганно спросила Милена.
— Глупости, — отрезал Добриэль.
— Что в этом глупого? — опять спросила Милена.
— Раз приходится расставаться, к тому же навеем да, — пояснил Добриэль, — уже не имеет значения, любит кто кого или нет. Так или иначе — все в прошлом, то есть как бы и не было.
— Значит, ты меня бросаешь? — сказала Милена.
— О боже! — воскликнул Добриэль. — Сколько раз тебе повторять одно и то же?
Милена заплакала.
— Чем я перед тобой провинилась? — всхлипывала она. — Неужели все из-за того, что я иногда скажу что-нибудь лишнее?
В эту минуту Добриэлю больше всего на свете хотелось обнять ее и погладить по волосам. Но вместо этого он сказал:
— Хочешь знать, почему я так решил?
Милена кивнула.
— А если я скажу, что лучше бы тебе этого не знать? — предостерег ее Добриэль.
— Все равно хочу, — отозвалась Милена.
— Ну вот, — простонал Добриэль. — Так я и знал.
И он рассказал ей все, раз она сама пожелала.
— Я попал в беду. Мне грозит опасность. Вряд ли мне удастся уцелеть. Если бы ты осталась со мной, я бы подверг опасности и тебя. Вот почему ты должна меня покинуть.
— Ну хорошо, раз я не могу тебе помочь, я согласна. Но почему же обязательно навсегда? Может быть, потом я могла бы к тебе вернуться? — взмолилась Милена.
— Черт тебя побери! — в сердцах воскликнул Добриэль. — До тебя не доходит, что ты мне мешаешь?
— Нет, не доходит, — ответила Милена.
— Не могу я одновременно думать о тебе и о предстоящей борьбе! — вне себя выкрикнул Добриэль. — Ты будешь горевать, если со мной что случится, а я этого не хочу и потому гоню тебя прочь.
— Не буду я горевать, ни капельки не буду, — отозвалась Милена и вытерла слезы. — Стоит ли горевать из-за такого круглого дурака, как ты?
— Погоди, — сказал Добриэль. — Куда ты собралась?
— Куда глаза глядят, — ответила Милена. — Раз решение принято, то и говорить особо не о чем, верно?
И она выскочила за дверь, но тут же вернулась.
— Между прочим, какая такая опасность тебе грозит? — поинтересовалась она.