— Вовсе не такая уж ерунда, — вмешалась Милена. — Готов биться об заклад: когда несешь полную чашку чая, муха обязательно подлетит и сядет именно на ту руку, в которой чашка.
— Особенно в августе, — добавил Каспер.
— Особенно в августе, — подтвердила Милена. — И так чуть не до конца октября.
— Нельзя ли, наконец, — не выдержал Добриэль, — вернуться к моей просьбе?
Настал черед Милены встать и сказать:
— Разумеется, я буду вас сопровождать.
А Каспер ответил пространно:
— Быть свидетелем — как нельзя лучше соответствует моим природным склонностям. Вести себя достойно, как вы выразились, ни во что не вмешиваться, может, только чуть-чуть словчить… Эта владетельная паразитка, эта сиятельная мошка-букашка еще пожалеет, что вздумала тягаться со мною. Положитесь всецело на меня. Раз уж я произведен в секунданты, буду глядеть в оба.
— Благодарю вас, господа, — сказал Добриэль. — Жду вас у себя за четверть часа до полудня.
— Больно уж рано, — буркнул пес.
Потом Милена и Каспер попрощались с Добриэлем и оставили его одного. Когда они отошли на достаточное расстояние, Милена сказала:
— Придется тебе, Каспер, проснуться еще часом раньше.
— Это почему? — насторожился пес.
— Нам с тобой выпало устранить опасность, угрожающую Добриэлю, — сказала Милена. — Мне стало известно, что Грызля приказала осам прикончить его на полпути. Вот почему мы с тобой должны опередить его и разделаться с этим сбродом.
— Эта идея мне не по нутру, — ответил Каспер.
— Так ты отказываешься? — удивилась Милена.
— Категорически, — отрезал пес.
Тогда Милена показала пальцем на след, пересекавший мощеную дорожку. Отпечатки были очень похожи на собачью лапу, но повторялось каждый раз по два отпечатка — как у человека.
— Как ты думаешь, чьи это следы? — спросила она.
Каспер внимательно обследовал отпечатки и заключил:
— Это след двуногой собаки.
— Или же след нормальной собаки, — выдвинула свою версию Милена, — передние ноги которой были заняты миской молока, позаимствованной у Ежихи.
— Собираетесь, значит, меня выдать, — сделал вывод Каспер.
— А что мне еще остается? — возразила Милена.
— А если я донесу, что вы вовсе не посторонний парень, а самая настоящая Милена? — поддел ее Каспер.
Из красивых глаз Георга ручьем хлынули слезы.
— Ты не сделаешь этого, Каспер, — выдавила Милена сквозь всхлипы. — Девушек нельзя предавать.
— Ну ладно, ладно, — проворчал Каспер.
И Милена просияла:
— Наконец-то тебе представляется случай отплатить своему хозяину добром за добро. А кроме того, и приключеньице предстоит недурственное, как мне кажется.
— Беда на мою голову, — вздохнул Каспер. — Сущая беда. Одному богу известно, сколько горя выпало мне на моем собачьем веку, за мою собачью жизнь. Каждый зовет меня, когда хочет, и гонит прочь, если я надоел, а что от мух пришлось претерпеть на своем веку, я уже говорил. Но чего я действительно не выношу — это приключений. В них пускаются очертя голову, не зная, чем дело кончится. Разве в этом смысл жизни?
— А в чем? — заинтересовалась Милена.
— Смысл жизни в том, чтобы в прохладный денек лежать на солнышке и спать, — заявил Каспер. — Нет на свете ничего прекраснее.
— А в жаркий день? — не отставала Милена.
— В жаркий — спать в тени.
Глава четырнадцатая
В КУСТАХ
Трава на Английском Газоне успела отрасти еще дюйма на три. Милена и Каспер невольно остановились, прежде чем вступить в труднопроходимые заросли.
Но Милена в грубых штанах, заправленных в сапоги, и лихо надвинутой на лоб войлочной шляпе окинула решительным взглядом колеблемую ветром лужайку. Каспер тоже вроде бы не дрогнул. Однако обрубок хвоста уныло повис, зажатый между ног.
— Ты ведь не боишься, надеюсь? — спросила Милена.
— Я-то ничуть, — заверил ее Каспер. — Вот разве только мой хвост.
— Эти засады и уловки доказывают, что Грызля боится поединка, — сказала Милена, чтобы его подбодрить.
— У нее нет никаких шансов на победу, — презрительно процедил пес.
— И значит, тебе ясно, — подхватила Милена, — что именно у Грызли, и только у нее одной, есть причины бояться.
— Мне-то ясно, — заметил Каспер. — А вот моему хвосту не совсем.
Тут трава Английского Газона сомкнулась над их головами.
Наконец они добрались до живой изгороди из буков. Деревья были высотой в два человеческих роста и стояли сплошной стеной. Только одно дерево когда-то давно погибло, оставив после себя узкий проход.