— Я вот все думаю — что бы ты делал без своей родни?
— А чего? Я свою родню люблю, всех их люблю.
Заговорили о другом.
Будущее Порции устроилось. Порция поедет в Англию. Серембанские родственники решили сложиться и собрать ему денег на дорогу. Еще какой-то дядя, адвокат и профсоюзный деятель в Ипохе, присмотрел ему место в Лондоне. Ехать надо через шесть недель, пароходом, который заходит в Коломбо. Там Порция сделает остановку, чтобы повидать и цейлонскую родню.
— А что Хок Лай? Нравятся ему его страховые дела? — спросил Порция.
— Он в них как рыба в воде. Только что продал первый страховой полис на сумму в пятизначную цифру, представляешь? Теперь получит хороший процент с этого. Ух, какую гигантскую пьянку мы устроим в «Райском баре» по этому случаю!
— Он будет с нами сегодня?
— Ага. Собирайся. Кончай есть свой вонючий сыр и давай вытряхиваться из этого стильного холодильника. Вообще не понимаю, чего ты меня тащил в эту дыру. Первый класс, первый класс!
Порция, единственный из них троих, умудрился остаться прежним после окончания школы. Наверное, потому, что родня прикрывала его от прямого воздействия внешнего мира. Интересно бы побыть на месте Порции! Как это? Из всей своей родни Куан Мэн любил одного дядю Чеонга. Он жалел дядю Чеая младшего отцова брата, который играл во все азартные игры и вечно был в проигрыше. А еще говорят — полоса невезения. У дяди Чеая эта полоса продолжалась всю жизнь — не везло ему ни в чем, и с таким постоянством, что он даже прославился этим. Доходило до смешного — все знали, что дяде нельзя давать деньги в руки, деньги держала у себя его жена и выдавала ему каждый день на мелкие расходы. Но в дни скачек дядю невозможно было удержать — он бегал по городу и клянчил в долг у кого только мог. Один раз он буквально валялся в ногах у матери Куан Мэна, выпрашивая взаймы. Мать дала ему двадцать долларов. Дядя захлебнулся от благодарности, он клялся и божился, что через несколько дней отдаст. Двадцатку он сразу проиграл на ипподроме БукитТимах и прибежал опять — у него было отчетливое предчувствие, что он выиграет в четвертом заезде. Вот невезун, думал Куан Мэн. Дядю Чеая презирали его собственные взрослые дети. В дни скачек дядя пробовал перехватить даже у них, хотя очень не любил, когда ему потом напоминали об этом.
— Никакого почтения к старшим, никакого уважения к родителям, — бурчал дядя.
В автобусе Куан Мэн смотрел на Порцию и завидовал. Не быть в Сингапуре. Он представлял себе Порцию в Лондоне, по-зимнему одетого, пробирающегося сквозь снегопад. Куан Мэн привел когда-то в недоумение друзей своим, заявлением, что никакого Лондона на самом деле нет. Одни выдумки школьников и тех, что книги сочиняют. Шутки, сказал он тогда. А на самом деле — нету.
Ну потому, что все далекое — или неправда, или невозможность: чужие наречия, чужие небеса, сверкание чужих городов. Единственный другой мир, который действительно существует, — это его безмолвный лазурный морской мир. Но в нем нет чужих нарядных людей. Куан Мэн смутно воображал глянцевые журнальные страницы с фотографиями элегантных, всему миру известных людей. Красивых людей. Говорят, будто такие люди тоже бывают несчастными. Трудно поверить. Люди из совсем другого мира. Где-то далеко, невероятно далеко.
Хок Лай уже ожидал их в «Райском баре» за их обычным столиком. Украдкой поискав глазами Люси, Куан Мэн увидел, что она с другими посетителями. После той ночи, когда они первый раз были вместе, Куан Мэн поразился, увидев, что на другой вечер Люси сидит и хохочет в какой-то компании. Он не то что не ожидал этого — ему просто в голову не пришла такая возможность. Но Люси улыбнулась ему особой, только двоим понятной улыбкой, теплой, ласковой улыбкой, и он опомнился. Оказалось, это нетрудно — Куан Мэн вообще не знал, что значит притязать на другого человека — какое-то нелепое собственничество. Нельзя же заявить свое право на человека, будто это земельный участок или какая-то там недвижимость. Строго говоря, Куан Мэн даже и этого не знал — он никогда ничем не владел, а уж земля или недвижимость… Пока что у него даже желания владеть не было. Но почему все-таки в популярных песенках всегда поется: «Она моя и только мне принадлежит» — и так далее?
На столике появилось пиво. Куан Мэн наблюдал, как стакан наполняется золотистой жидкостью, напитком, который может унести человека далеко-далеко. Полдюйма пены сверху. Какая сила растворена в этой жидкости! Способность творить чудеса. Вот если бы море было не соленой водой, а пивом… Но тогда оно должно быть золотым, а не лазурным. Куан Мэн подумал и решил оставить море лазурным: этот цвет спокойней.