— Может быть, ты все-таки попробуешь съесть немножко каши? — озабоченно спросила мать.
— Нет. Только кофе, — негромко ответил отец.
— Обязательно сходи сегодня к доктору, — сказала мать.
— Тебе не лучше, па? — спросил Куан Мэн.
— Да ничего. — Отец перевернул газетную страницу. — Это все мое давление. Пройдет.
— Отец еще на той неделе допил свои таблетки, а к доктору не ходил. Доктор говорил, что ему надо принимать их все время. Так нет — отец же у нас упрямый. Думает, он больше доктора понимает.
— Хватит, хватит. Попозже к доктору схожу.
Куан Мэн пошел на остановку один. Утро было таким ясным — не омраченное ни единым облачком, небо сверкало, как серебряный щит. Куан Мэн почувствовал, что день будет очень жарким, и сразу начал потеть под рубашкой. Хорошо хоть, что суббота — короткий день. После обеда на работе будет невозможно высидеть, а так — до часу дня, а там он свободен! Легким шагом подошел он к остановке.
Люди, собравшиеся на остановке, ждали терпеливо, даже с каким-то удовольствием, будто на их настроении сказывалось ясное небо и яркое солнце. Радовались они, впрочем, другому — они знали, что их ожидает в этот день всего несколько часов работы, а это еще можно было вытерпеть. Каждый предвкушал полтора дня свободы, и свобода была совсем близко.
Машинально делая свое дело на работе, Куан Мэн размышлял о свободном вечере. Куда его девать? Поехать искупаться? Больше ведь ничего не придумаешь. Почему-то именно в этот день ему хотелось чего-то необычного.
Позвали к телефону. Хок Лай или Порция, думал он, беря трубку.
— Алло!
— Алло, — отозвался неуверенный голос. — Это ты, Мэн? Это дядя Чеай говорит.
— Я слушаю, дядя.
Не случилось ли чего, подумал Куан Мэн: ни дядя Чеай, ни кто другой из родственников никогда еще не звонил ему на работу.
— Ты извини, Мэн, что я тебя отрываю, — сказал дядя смущенным тоном, в котором явно слышалась просьба об одолжении. — Ты не мог бы выручить меня деньгами? Мне нужно немного и всего на несколько дней. Я не подведу тебя.
Куан Мэн почувствовал, как у него отлегло от сердца, и улыбнулся. Добрался-таки до меня, старый черт. Еще никогда в жизни никто не просил денег у Куан Мэна, и он пока не владел искусством отказывать.
— Пожалуйста, дядя Чеай. Сколько вам нужно?
— А сколько ты можешь дать? — спросил дядя, начиная нажимать.
— Ну, у меня вообще-то немного, сейчас ведь конец месяца…
— Я понимаю, я понимаю! — Дядя испугался, что неожиданное счастье может ускользнуть. — Долларов пятьдесят найдется?
— У меня столько нет, дядя Чеай. Двадцать вас устроит? Больше я не могу.
— Давай двадцать — лучше, чем ничего.
Договорились, что после работы дядя будет ждать Куан Мэна в кофейне на углу. Куан Мэн вернулся к своему столу. Рабочий день медленно подходил к концу. Женщины засверкали карманными зеркальцами, начали что-то проделывать со своими волосами и лицами. Смешно, но, видя, как женщины выполняют этот ритуал, Куан Мэн испытывал нечто близкое благоговейному страху. Что-то отрешенное было в том, как они изменяли свою внешность, сосредоточенно разрисовывая рты палочками губной помады, подкрашивая пудрой лбы и щеки, все время внимательно изучая полученные результаты в маленьких зеркальцах. Куан Мэн смущался — ему казалось, что такие вещи можно делать за закрытыми дверьми: в спальне или в ванной, но никак не на глазах у всех. Видеть это было как подглядывать за женщинами. Куан Мэн опустил глаза и посмотрел на часы. Еще сорок минут.
Дядя Чеай пришел первым и ждал его, нервозно озираясь по сторонам. Боялся наткнуться на кредитора или не мог сдержать нетерпения? Скорее второе, подумал Куан Мэн, когда дядя схватил его за руку с такой силой, будто хотел отомстить за вынужденное ожидание.
— Долго ты как!
— Извините, дядя. Полно машин.
— Я уже опаздываю! — Дядя нетерпеливо посмотрел на часы.
— Боитесь, что опоздаете к первому забегу?
Дядя секунду поколебался, не зная, следует ли изобразить удивление, потом решил, что нет, и расхохотался. Смеялся он заразительно, и Куан Мэну тоже стало смешно, хоть причина веселья продолжала оставаться непонятной для него. Собственно, он ожидал, что засмеются все посетители кофейни, что смех выплеснется на улицу и прохожие будут помирать со смеху. Волны заразительного веселья покатятся по городу. Весь мир засмеется, не в силах сдерживаться, и причина общего хохота — дядя Чеай.