Чаяния интеллигенции далеко не всегда оказываются созвучными линии правительств. Волевой и прагматичный Ли Куанъю — лидер Партии народного действия и бессменный премьер Сингапура — постепенно пришел, однако, к убеждению, что «рабочий язык» местного общества — английский позволит объединить плюралистичное, а по сути дела разделенное на несообщающиеся отсеки общество города-государства и в то же время помешать его превращению в «маленький Китай». Отсюда наметившийся уже в середине 70-х годов курс на повышение уровня преподавания английского, ограничение сферы применения диалектов и обращение «мандаринского» во «второй язык» сингапурских китайцев. По словам советского этнографа А. М. Решетова, правительство поставило перед собой цель добиться «сплочения всех этнических групп в Сингапуре на основе английского языка, формируя, таким образом, новое единство — „сингапурский народ“ и воспитывая „сингапурский патриотизм“» [4]. Население Сингапура чутко прореагировало на план правительства превратить английский с 1987 г. в основной язык преподавания в местных школах: уже в 1983 г. лишь один процент сингапурских родителей отдавали своих детей в школы с преподаванием на «мандаринском» языке, а число сингапурских китайцев, говорящих как на китайском, так и на английском языке, возросло в 1980 г. по сравнению с 1970 г. в 2,5 раза, составив 30 % жителей страны.
Возросшему сообществу англоязычных поэтов и прозаиков Сингапура линия Ли Куанъю придала надежды на будущее, увеличив, в частности, число потенциальных читателей их произведений (к ним можно причислить сегодня около 10 % населения Сингапура). Немногие из сингапурских литераторов, пишущих на английском, разделяют энтузиазм такого маститого ныне поэта, как Эдвин Тамбу, для которого англоязычный поэт — это мессия, призванный создать в своих произведениях национальную мифологию, выразить «коллективную душу» Города:
Этой патетике, однако, лишь внешне противоречат негромкие и тем более проникновенные строки молодой поэтессы Ли Цзуфен, автора одного из лучших, как принято считать, произведений сингапурской гражданской лирики, стихотворения «Моя страна и мой народ»:
Эта длинная стихотворная цитата, право же, больше говорит о духовном мире англоязычных литераторов Сингапура и стоящих перед ними проблемах, чем несколько страниц рассуждений. В ней и горькое чувство неприкаянности автора, пишущего на «чужом» языке, и любовь к этому языку, и искренние и нелегкие поиски духовной опоры, и бескомпромиссность, и любовь к ближнему, «соседу», как единственная форма подлинного обретения себя, своей родни и своей родины.
Ли Цзуфен принадлежит к числу немногих сингапурских стихотворцев, которым даже самые строгие критики не предъявляют обвинений во «вторичности». Вообще же нельзя совсем отказать в правоте тем, кто пишет о «провинциальности» сингапурской литературы, как бы не относящейся к «большой» англоязычной, будь то литература «метрополии» или соответствующие «мировым литературным стандартам» произведения Чинуа Ачебе, Р. К. Нарайана или Ника Хоакина. Можно было бы говорить и об оранжерейной атмосфере, в которой развивается англоязычная поэзия Сингапура, и о заниженных критериях местной критики, и о неизбежных влияниях английских и американских классиков XX века, и о том корне зла, которым, по мнению некоторых критиков, является убаюкивающая сингапурских поэтов иллюзия, что они пишут на своем «втором» языке, тогда как английский является, по существу, первым и единственным литературным языком, которым они владеют. Трудно, однако, отрицать то, что Роберт Ео, Артур Яп, И Тянхон и ряд других англоязычных поэтов Сингапура выражают в своих произведениях близкие как своим соотечественникам, так и тысячам их потенциальных зарубежных читателей мысли и чувства. В деловой и «заорганизованной» атмосфере Супергорода его англоязычная поэзия, обращенная к свободной индивидуальности, предостерегающая от изнурительной погони за жизненными благами и от опасности превращения в «отлаженные стальные счетно-решающие устройства», настойчиво напоминает о том, что не хлебом единым жив человек; это одна из тех отдушин, которая спасает город от нравственного голодания. Она относится к тем природным и духовным оазисам, которые находит и чутко описывает автор лучшей нашей книжки о современном Сингапуре журналист Юрий Савенков [5].