— Ты чего, ответить не можешь?
Автобус медленно затормозил, учительница наспех давала последние наставления. У передней двери толкалась шумная ватага. Сидевшим в конце салона было велено спокойно дожидаться своего череда. Дети от скуки тем временем принялись потешаться над Ин Мунем, дружно скандируя: «Ин Мунь дурак! Ин Мунь — дурак!»
Ин Мунь зажал ладонями уши, все его хрупкое тельце тряслось от едва сдерживаемых слез.
Наконец они отстали от него. Он сидел один в автобусе, забившись в угол и позабыв свой недавний восторг при виде моря. Из-под плотно сжатых ресниц выкатилась слезинка и, соскользнув по щеке, шлепнулась на колено. Он смахнул ем слегка скривившись. Рана все еще саднила. Он открыл глаза и посмотрел на глубокий красный рубец на ноге. Безотчетный страх снова охватил его. Со всех сторон на него глядело лицо матери в ее руке была зажата плетка. С криком «Ты что, ответить не можешь? Отвечай, кому говорят!» она стремительно надвигалась на него.
Слезы хлынули ручьем по бескровному лицу ребенок инстинктивно заслонился руками:
— Не надо! Не бей меня!
Звук собственного голоса заставил очнуться, крик матери смолк.
Он долго сидел неподвижно, словно боялся нечаянным движением навлечь материнский гнев. Потом, уняв дрожь, вытер слезы и прильнул к окну. Мальчики резвились в песке. Полуденное солнце играло бликами на беззаботных смеющихся лицах… Ин Мунь вздохнул. Это был вздох, совершенно не вязавшийся с восьмилетним человечком, вздох, без которого мир был бы куда как счастливее. Он устало поднялся и побрел вдоль прохода. Шаги отдавались глухим всхлипывающим звуком. Он спустился по ступенькам и встал поодаль от оживленной гурьбы — одна часть его существа жаждала быть с ними, другая, замкнувшаяся в себе, страшилась их.
Учительница расположилась в стороне на пригорке, что-то увлеченно обсуждая с приятельницей; ее взгляд случайно упал на ребенка. Она встала и созвала остальных детей. Дождавшись, пока они угомонятся, подтащила к ним Ин Муня. Он стоял свесив голову, точно боялся оторвать взор от ботинок.
— Все меня слышат? Вы должны принять Ин Муня в игру, понятно? Иначе я вообще запрещу играть. — Насладившись эффектом отповеди, вернулась к прерванной беседе.
Мальчики с молчаливой озлобленностью обступили виновника ультиматума, испортившего всю игру. Неожиданно один из них набрал горсть песка и швырнул в Ин Муня. Все тут же подхватили новую забаву, мигом смекнув, как она проста. Они были слишком малы и не понимали, какую боль причиняют одинокому мальчику, который стоит как вкопанный и даже не пытается защищаться. Возможно, когда-нибудь, оглянувшись назад, они пожалеют о содеянном. Но это будет потом.
Учительница снова поднялась, рассерженная, что ей никак не удается поговорить. Она отругала детей и потянула Ин Муня за собой на пригорок.
— Глупый мальчишка! Почему ты позволяешь издеваться над собой? Сиди здесь!
Он сел в сторонке. Учительница покачала головой и улыбнулась подруге.
— Что это с ним? — поинтересовалась та чуть громче, чем следовало.
Учительница зашептала ей что-то на ухо, и они обе оглянулись. Ин Мунь поморщился от еще одного непрошеного знака внимания, но продолжал сидеть. Приятельница громко вздохнула: «Бедняжка!» — и направилась к нему, твердо решив сотворить чудо.
Она уселась рядом и, несмотря на сопротивление ребенка, усадила его к себе на колени. Дети, прибежавшие за бутылками с лимонадом, стояли, наблюдая за происходящим.
— Как тебя зовут?
Ин Мунь отвернулся и изо всех сил зажмурился. Стиснутые страхом губы отказывались отвечать. Женщина явно обиделась, но не отступала. Она с усилием развернула его лицо к себе и повторила вопрос. Большое лицо придвинулось вплотную, она говорила, брызжа в запале слюной:
— Ну же, скажи мне, как тебя зовут! Не может быть, чтобы ты не знал собственного имени. Любой двухлетний ребенок без запинки ответит на этот вопрос. Вон и мальчики на тебя смотрят. Покажи им, какой ты смышленый. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя посчитали глупеньким?
Ин Мунь не мог подавить страха. Голос до боли напоминал материн. Перед глазами снова встала она: ее гости ждут, чтобы он исполнил по заявке песенку, прочитал басню, произнес дежурные фразы. Качают головами и перешептываются. Досада матери сменяется яростью. Она истерично орет… отец опять напился в компании каких-то женщин и не пришел ночевать… мать бьется в припадке… швыряет вазой в отца… его рука в крови… он кидается к жене, пунцовый от вина и злобы… теперь уже мать приближается к сыну с толстой длинной дубиной… Ин Мунь попытался разомкнуть сковавшие его руки. Бежать, прочь ото всех! Руки не отпускали. Рядом послышался смех, выкрики. Руки держали намертво. А мать уже совсем близко. Бежать, скорее бежать! Разорвать эту мертвую хватку! Объятый паникой, ничего не соображая, он впился зубами в сцепленные руки. Раздался вопль, крики со всех сторон — но ему уже удалось вырваться. Совершенно обезумев, кубарем скатился на песок. Смуглые руки рванулись к нему — схватить, удержать, но он брыкался, отбивался, кусался, как звереныш, только бы спастись.