Д у к и. Замфиреску? Как? Они все еще бывают?..
С ю з а н н а. Иногда, очень редко. Что поделаешь — светские связи. Амели — интересная женщина.
Д у к и. Тсс! А то исчезает выражение глубокой меланхолии.
Р е н е. Ах, тетя Дуки, вы делаете чудеса!
Д у к и (скромно). Не льсти мне, я смущаюсь и могу неправильно нанести контуры.
М а р и а н н а. Что-то похожее на скафандр, тетя Дуки.
С ю з а н н а (тихо). Наконец-то я приобщаюсь к роду человеческому. Сядьте, дети, сядьте рядом со мной.
Рене торопливо подходит.
Ты можешь пойти пока на веранду — собрать шезлонги! (Снова задушевно.) Я люблю этот мирный вечерний час!
Р е н е (выходит на веранду). Сейчас же, maman.
Марианна усаживается на подушку около Алеку.
Д у к и. Супруги Замфиреску! Они смешные. Все время ссорятся и тут же мирятся.
А л е к у (задумчиво). К счастью, она еще так хорошо сохранилась.
М а р и а н н а. Дядя Алеку! Расскажите нам что-нибудь красивое! Что-нибудь экзотическое!..
А л е к у. Вы обращали внимание, что закат пробуждает в глубинах нашего сознания давние, древние воспоминания. Память о тех временах, когда человек еще ходил на четвереньках, а не во весь рост, прыгал, а не передвигался шагом. И душа, как взбаламученная река, перестает быть чистой и прозрачной, со дна поднимаются темные мысли, неведомые дотоле чувства. В момент, когда заходит солнце, даже самый честный, самый кроткий человек способен на преступление.
М а р и а н н а. Великолепно! А теперь все наоборот!
А л е к у. Пожалуйста! В эти мгновения очертания смягчаются, стираются и из человеческой души тоже уходит все резкое, жестокое. Люди становятся ангелами. Душа преображается, уподобляется мягкой, томной, разомлевшей от солнца природе. Человек впитывает в себя картину заката, словно пьет легкое вино, словно вдыхает пьянящий гашиш…
С ю з а н н а. Кажется, гости пришли. Я слышу их голоса. Рене, что ты там копаешься? Иди к нам, сядь поближе!
Р е н е входит. Сюзанна указывает ему на подушку у своих ног. Изображает на своем лице сияющую улыбку. Все принимают выигрышные позы.
Д у к и. Ой, я уронила кисть и измазала портрет Сюзанны! Какай жалость! Такой чудный портрет! Ну ничего. Я напишу с нее еще много других.
З а н а в е с.
Хория Ловинеску
СМЕРТЬ ХУДОЖНИКА{17}
Перевод Л. Ульяновой
Маноле Круду, 58 лет.
Влад, 30 лет }
Тома, 24 года } — его сыновья.
Клаудия Роксан, 40 лет.
Аглая, 40—45 лет.
Кристина, ее дочь, 17 лет.
Домника, 85 лет.
Доктор.
Юноша, репортер.
Действие происходит в наши дни, в течение лета, вплоть до осенних дней.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Дом скульптора Круду в Снагове, курортном предместье Бухареста.
Обширный холл. В глубине стена, почти целиком из матового стекла, за нею — мастерская. Из холла раздвижные двери ведут в сад, тянущийся узкой полоской вдоль самой рампы. Сценическая конструкция выполнена площадками, причем мастерская занимает верхний, а сад — нижний планы.
Ночь. В мастерской темно, холл тонет в полумраке, в саду рассеянный лунный свет. Мгновение все неподвижно, потом в мастерской блеснул, заскользил по стенам огонек, намечая контуры причудливо меняющейся тени. Благодаря игре света тень становится то гигантской, то карликовой. Все это должно длиться не дольше, чем нужно для создания впечатления чего-то странного. Свет в мастерской гаснет, и в дверях появляется М а н о л е К р у д у. Это еще красивый мужчина, массивный и крепкий, с густыми, сильно поседевшими волосами; кажется, что ночью он поражен необъяснимой робостью, ощупывает предметы и ищет дорогу, будто слепой. Подойдя к двери в сад, останавливается.
М а н о л е. Нет, ничего не изменилось. Узнаю все вещи, и вещи узнают меня. Все стоит на своих местах — надежное, устойчивое. (Хочет шагнуть и вдруг отдергивает ногу, будто ступил в пустоту.) Опять я увидел пропасть. (Хрипло, сдавленно смеется.) Какая может быть пропасть в саду, сумасшедший! (Делает еще несколько шагов.) Мне нужно отдохнуть. Я устал от поездки. Да, так. Виновата усталость. (Подходит к скамейке, где вдруг шевелится кто-то, скрытый от нас до сих пор кустами.) Кто здесь?