Маг поглядела на ветхий бумажник, вышитый крестом, а когда старая дама сказала, что вернет им задаток, возразила:
— Но не весь же! Оставьте себе половину: за беспокойство, за переписку…
— За уборку.
И Маркиза горделивым движением вытащила чековую книжку.
Теперь Маг притулилась под нависающей рыже-бурой скалой, где тени хватает только на ширину ее тела. Подруга устроилась подальше, на островке, лицом к лицу с солнцем, ее распущенные волосы в воде… Как она может лежать на таком солнцепеке? Впрочем, она ведь брюнетка, кожа у нее матовая, в то время как Маг белокурая, или, вернее, белобрысая, и слишком толстая. Глаза ее замутились слезой; и в этой слезе сосны колышутся, словно пушистые шелковинки, это совсем как колыхание водорослей в море.
— Ну и воздух здесь — просто чудо! Четыре часа дня, разгар лета, а мы не мучаемся от жары, — говорит подруга.
— Нисколько, — соглашается Маг.
Она мучается только от собственной некрасивости.
К едва слышному ритмичному постукиванию канистры примешивается какое-то чуть слышное звяканье.
— Это наша бутылка из-под лимонада! Ее перекатывает послеполуденный прилив.
И минуту спустя вопрос:
— Сколько лет ему было?
— Я тебе уже сказала: сорок, и он у меня был первый. Сейчас ему без малого пятьдесят.
— Не стоит встречаться с ним сейчас, — повторила Маг.
— Это лучшее воспоминание, какое есть у меня в жизни. Он был такой сильный, такой нежный, и все время смешил меня.
Молчание.
— У тебя хоть воспоминания остались, — говорит Маг. — А у меня никогда не будет воспоминаний…
— Ну, положим, они у тебя есть! У всех есть воспоминания.
— У меня воспоминания неопределенные.
— Неопределенные?
— То есть и плохие и хорошие, одновременно.
— Этот человек смешил меня: такой он был забавный, сам того не зная. Он плавал в море круглый год, даже зимой. От него пахло водорослями и солью, у его поцелуев был вкус моря. Мне казалось, я держу в объятиях рыбу. Очень приятно, уверяю тебя.
— Да, я думаю…
— Он еще умел нырять! Научил меня подводной рыбалке. Он затягивал меня в глубину, целовал под водой…
— Здесь полно мужчин, которые занимаются подводной рыбалкой, — сказала Маг. — Только выбирай.
— Ну нет, таких не надо! Не говори мне про курортников, они все любители. Он-то занимался этим с детства. Кормился этим — ловил рыбу и жарил ее в скалах. Он-то был настоящий.
— В Городке, — опять начала Маг, — мне понравился только один человек — старая дама, Маркиза.
— Мне в Городке ничего не понравилось.
— И может быть, еще один… Вернее сказать… Даже не человек, а звук. Топот копыт по песку. Я видела, как издалека быстрым галопом прискакал обнаженный до пояса всадник. Он догнал человек шесть туристов, тоже верхами, но очень медленно ехавших впереди. Противные, безвольные лица. Они направились дальше по пляжу, а в это время их проводник, их гардиан или их цыган, уж не знаю кто, болтал с купальщиками, как видно, тоже его клиентами, потом повернул лошадь, раз-другой пустил ее по кругу для публики — и исчез. Но бешеный топот копыт… Да, этот звук, или, во всяком случае, сам всадник — это было прекрасно.
— Ты взяла бы его в любовники?
— С удовольствием. Хотя…
— Хотя что?
— Когда они слишком самовлюбленные, их трудно выдержать.
— Да, мне больше нравятся робкие.
— Что меня особенно раздражало в Городке, так это шляпы. Представляешь, я заметила на них две дырочки — чтоб голова проветривалась.
— Я только теперь поняла, почему море там такое серое, — задумчиво сказала подруга. — Это воды Роны…
Ну вот, снова они поспорили и снова помирились.
Сегодня они пошли к скалистым бухточкам. Подруга в хорошем настроении, она считает, что здесь очень хорошо: вода такая чистая, хоть пей, в ней играют солнечные лучи, она синяя, она зеленая, она фиолетовая.
Трое подростков обогнали их и обернулись, блестя глазами. Они прошли дальше, туда, где купались мужчины и молодая женщина. На женщине только трусики, но, заметив, что мальчишки на нее смотрят, она прикрылась руками и осталась на берегу.
Здесь, в бухточке, девушки поплавали, потом подруга надела платье и сказала, что пойдет за чем-нибудь прохладительным. Когда Маг осталась одна, мальчишки устроились поближе к ней. Они показывают ей, что умеют плавать под водой, без акваланга, без маски, они совершают немыслимые подвиги, чтобы очаровать Маг, — и Маг поражена, Маг восхищается:
— Я хочу вас сфотографировать!
— Нет-нет! — протестует самый бойкий из троих.
Вот он уставился на нее широко раскрытыми, еще полными воды глазами — его мокрые слипшиеся ресницы необыкновенно густы.
— Вы откуда? — спросил он. — Из поселка?
— Да.
Мальчишки снова и снова ныряли, шумно переругивались, хватали друг друга за ноги. «Пусти, черт бы тебя подрал!» — крикнул самый маленький и самый загорелый. Подруга все не возвращалась — уж не встретила ли она кого-нибудь? Трое сорванцов то и дело выныривали на поверхность, глядя на Маг немигающими мокрыми глазами. И улыбались, показывая белые-белые зубы.
Она перестала обращать на них внимание, принялась читать роман в карманном издании и вдруг увидела, что самый рослый из троих закрыл себе лицо плавками. Странно! Бойкий паренек кричал: «Мадемуазель! Мадемуазель!», он подбежал ближе, размахивая перед ней красными трусиками младшего из ребят. Она мельком взглянула на него, ничего не понимая, но он не уходил, и тут Маг заметила, что младший совсем голый. Этот мальчик выглядел смущенным и прикрывался рукой, но смеялся не меньше остальных. Только Маг сейчас не хотелось смеяться.
Она опустила голову и стала чертить по песку. Ей стало невыразимо грустно. Маг никогда не привыкнет к грубым шуткам, они всегда будут ее ранить. Правда, эти три дикаря с их откровенными жестами были не так уж страшны. «Но ведь я для них — чучело какое-то. Они и расхрабрились только потому, что я некрасивая…»
Закончив представление, они удалились. Но скоро вернулись с сигаретами в руках и спросили:
— Мадемуазель, огоньку не дадите?
— Я не курю, — сухо ответила она.
Нет, она больше не предложит им фотографироваться, однако она нагнулась к кучке мусора, собранной в ямке под скалой, взяла смятую пачку, где еще уцелела одна сигарета, и протянула им.
— Если вы этим так увлекаетесь, — сухо добавила она.
Наконец приехала знакомая супружеская пара, но без детей — они потерялись на фестивале поп-музыки. Прошло уже три дня. И родители начали волноваться. Они передавали объявления по радио, но безуспешно. Полиции ничего не было известно. Сами они не смогли сообщить о себе подругам потому, что у здешнего туристского бюро есть все адреса, но нет телефонов…
— Ну и местечко! — повторяли они. Однако они тоже были счастливы, что снова видят деревья.
Ужинали все вместе в маленьком ресторанчике.
Хозяин, когда-то служивший в Иностранном легионе, обратился к подруге с тяжеловесными комплиментами — сегодня вечером она опять в длинном платье и громко хохочет, отвечая ему.
Все по-прежнему, никаких новостей о пропавших детях. Мимо проезжает большой красный автомобиль с огромной бочкой и завывающей сиреной, и Маг становится не по себе.
— Ты видела? Это несчастный случай?
— Пожар… Если красное — это значит огонь. Опять где-нибудь лес горит.
Но назавтра они увидели белый автомобиль с красным крестом. Полицейские в касках остановили движение, делали замеры и ставили отметки на асфальте. Возле них стоял очень бледный молодой человек с забинтованной головой. Лицо, впрочем, незнакомое.
— Наши друзья купили спальные мешки и ночуют в кемпинге, прямо на земле — сейчас ведь нигде нельзя устроиться, все переполнено.
— Интересно все-таки, куда подевались их детишки!
Подругу это не слишком занимает. Вот уже два дня, как у нее завелся поклонник: он отыскивает ее на пляже, усаживается рядом и молча созерцает. Он идет сзади на порядочном расстоянии, когда она возвращается в поселок или идет в бар за бутылкой лимонада. Он сухощав, породист, его длинные волосы слегка вьются на концах. Сегодня на нем ожерелье из металлических кружков, покрытых эмалью и нанизанных на кожаный шнурок. Его взгляд порой становится пугливым, как у не в меру чувствительного подростка, и он еще не решился заговорить с подругой Маг.