Вокруг была чернота. Время стояло. Далекие звезды не меняли своего положения. И вдруг в бездне далеко впереди мой радиолуч нащупал приближающийся предмет. Вернее, это мы к нему приближались…
Я помню другое время, когда нас было двое — два компьютера в чудовищной бездне неба. Наши информационные сети были слиты в одну. Мы обменивались памятью. Мы были двумя сообщающимися сосудами, двумя половинами, разделенными тысячью километров.
Теперь история повторилась.
Каждый человек когда-то был разными людьми. Ребенком, юношей, взрослым. Иногда любил, иногда ненавидел — часто одних и тех же. Каждый был прежде разными людьми, разделенными временем.
Я был тремя, которых разделяло пространство.
Плыву над морем огня. Мои датчики меряют внешнюю температуру. Она очень большая, но моим телам прохладно. Обоим телам — мужскому и женскому.
Сейчас я всемогущ. Мои баки пусты, но инерция орбиты несет меня вперед, как течение полноводной реки. Я все еще снижаюсь над огненным океаном — приближаюсь к точке контакта. Скоро периастр, и раструбы ловушек уже расставлены как крылья летучей мыши. Я чувствую это инерционными датчиками и вижу человеческими глазами на экранах в посту управления. Еще я вижу это телевизионными телескопами и радарами. Вижу во всех цветах одновременно, с разных углов, с разных точек зрения.
Я всемогущ. Раньше было не так. Те мои части, которые были людьми, имели слабую память и мало органов чувств. У частицы, носившей имя Фен, не было ничего человеческого.
Сейчас все происходит сразу. Я измеряю концентрацию водорода (она быстро растет), прогнозирую наше движение, любуюсь звездным пейзажем, прикидываю варианты ухода. Смотрю на укрупняющийся рисунок гранул и одновременно размышляю о том, что произошло. Наши сознания объединились. Это не телепатия — это полное слияние памятей. Многие такие слова давно приобрели множественное число. Мы легко говорим и думаем: вселенные, пространства, человечества…
Человек — это память. Я помню свое вневременное компьютерное существование. Вихрь электронных мыслей, сменяемый часами штиля, а потом снова одна мысль опережает другую, а кругом космос, холодный, как ты сам. И в то же самое время я был в прошлом людьми, говорившими с этим холодным мозгом и любившими друг друга. Я помню всего себя как изнутри, так и со стороны.
Подобное питается подобным.
Камни получаются из обломков других камней. Растения вбирают в себя части других растений. Животные — фрагменты других организмов. Так и душа — это смесь, это что-то слепленное из многих кусочков душ других. Из чужих улыбок, слов, поступков…
Но что будет, если склеить не обрывки, а целые?
Количество перейдет в качество.
Объединение частиц воды — это поток. Объединение камней — гора или лавина. Растения, объединяясь, образуют лес или степь; животные — стадо, косяк, муравейник или стаю. Все это сверхорганизмы низшего порядка. Но что будет, если целиком объединить человеческие души, слив вместе память и мозговой потенциал многих людей?
Получится сверхорганизм высшего порядка — сверхличность. Получится существо вроде нынешнего меня.
Сверхорганизмы низшего ряда — лес и стая. Они слишком похожи на соответствующие мертвые структуры: гору и поток. Поток, превращающийся в стаю… Я видел раньше такие сны.
Взаимодействие сверхорганизма низшего порядка с его отдельным элементом ничем не отличается от более примитивного взаимодействия.
Человек в толпе = человек в потоке воды.
Впрочем, толпа — не сверхорганизм. Это вырожденный сверхорганизм. Как сравнить толпу с рыбьей стаей!..
Становится все теплее. Мои холодильные установки не рассчитаны на долгое пребывание в атмосфере звезды. Я чувствую возрастающий жар своими руками и лицами, обоими своими телами…
Прочь одежду!
Река орбиты впадает в огненный океан.
Мои резервуары наполняются раскаленной плазмой. Сопротивление плотного пламени подтормаживает мой корпус. Я цепляюсь руками за подлокотники кресел. Внутри моего поста управления темно — это сработали предохранители, отключив телекамеры.
Уже становится жарко. Но все мои емкости полны сдавленным водородом — пока еще раскаленным. Мне нечего больше делать на Альтаире. Но я не пойду на планеты, подготовленные роботами для людей. Мне не нужны колонии. Я обгоню роботов и полечу дальше. Быстрые долго живут — гласит теория относительности. Я могу улететь далеко, теперь это просто. Далеко, к границам Вселенной.
Я заботливо укладываюсь своими телами в амортизаторы. В один просторный амортизатор. Так приятнее. Пусть будет жарко, но зато приятно. Так гораздо приятнее, чем раньше, когда мы были отдельно.
В моих баках нет больше свободного места, и я начинаю взлет, толкаясь струями плазмы. Ощущаю, как в тела вливается тяжесть. Не могу шевельнуть руками. Мои глаза закрываются. Острое чувство единства.
Восторг слияния с небом. Снова лечу, как камень, брошенный ввысь.
…Нас четвертуют. Нас разрывают натрое. Хочется вернуться, и это возможно. Но мои холодильные установки не рассчитаны на долгое пребывание рядом со звездой. Мои тела не бессмертны. Вскоре они умрут, и я останусь кристаллическим мозгом внутри железной коробки…
Мы уходим из поля звезды, какого-то важного поля. Что-то от нас отделяется. Перегрузки растут, разрывая нас натрое. Мы гибнем.
Ничего нельзя сделать.
Впереди — черная пустота, и эхо радаров никогда не вернется назад. Мы, набирая скорость, летим в холодную бездну.
Каждый из нас живет, но это не так, как раньше.
Кругом темнота. Сон. Никакого движения. Вселенная спит. Космос спит. Спят пространство и время.
Она открывает глаза. Потягивается. Я это чувствую. Чувствую перемещение ее тела.
— Доброе утро, Вита.
Теперь я так называю ее. Когда все разные, необходимо называть как-то друг друга. Мы ведь уже не одинаковы. Несколько дней, прошедших с момента отрыва, наложили на каждую память свой отпечаток. Кто-то что-то забыл, кто-то что-то почувствовал. Эти несколько дней мы испытывали неодинаковые мысли и чувства. Поэтому мы теперь разные.
Мы будто амебы, на которых разделилась родительница; близнецы, расходящиеся от момента зачатия; отражения теней, многократно дробящихся в зеркалах параллельных миров…
Если три реки сливаются, а потом новая река распадается на три рукава — это не те потоки, что были до момента слияния. Они совсем другие. Так же и мы, хотя, в отличие от водных потоков, внешне мы те же. Но содержание каждой из этих трех оболочек теперь совершенно другое.
Имена мы для удобства оставили за своими телами. Хотя каждый из нас мог с полным правом называться и Алек, и Фен, и Вита.
Она снова потягивается — я чувствую перемещение ее тела.
— Доброе утро, Фен.
Она встает из постели, и та беззвучно исчезает в стене. Вита выходит из каюты. Она идет вперед, в пост управления. Я не могу видеть ее, но чувствую каждое ее движение, каждый шаг, каждый изгиб ее тела, которое совсем недавно было моим.
Одновременно я разговариваю в рубке с Алеком. Я мог бы сейчас беседовать параллельно хоть с сотней людей. Алек смотрит на звезды глазами, которые недавно были моими.
Зато у меня есть воспоминания. Они самые яркие, потому что моя память — наиболее совершенная. В ней содержится все, что я считаю нужным хранить.
Мы разговариваем с Алеком: обсуждаем вопрос, куда, как и зачем лететь. Мы обсуждаем это, хотя решили все еще там, на Альтаире. Но Алек помнит не все. Его память слабее моей.
— Идти за автоматами нет смысла, — говорит он. — Баки полны. Если мы разовьем хорошую скорость, мы обгоним автоматы.
— Конечно, обгоним, Алек, — соглашаюсь я. Одновременно голосом в коридоре я говорю: — По-моему, ты сегодня чудесно выглядишь, Вита.
— Откуда ты знаешь?
— Мне так кажется.
— Но тогда зачем нам эти планеты? — говорит Алек. — Не лучше ли идти дальше?.. Доброе утро, Вита.
Это она вошла в рубку.
— Доброе утро.
Я чувствую, как они целуют друг друга.
— Тебе неприятно, Фен?
— Отнюдь, — говорю я. — Я помню, как это ощущаешь с обеих сторон. Помню лучше, чем вы секунду спустя. Чему завидовать?..