Работа найдется для всех. Та «безработица», с которой приходится сталкиваться в наше время, представляет собою продукт пестроты современного бытового строя человечества. В то время как в Северной Америке в полевом хозяйстве рабочие руки оплачиваются десятками долларов в месяц, в Китае здоровый работник счастлив, если ему тяжелым трудом удалось заработать себе горсть риса. В одной стране недостаток в обученных рабочих на фабриках тормозит развитие промышленности, а в другой — безработные кончают самоубийством. Современная утопия не допускает мысли, чтобы такой порядок вещей мог сохраниться. Когда падут искусственные границы между народами, когда весь земной шар покроется густой сетью путей сообщения, трудящиеся всех специальностей распределятся по земле равномерно. Для врачей, ученых и т. п. не будет того магнита, которым сейчас для них является большой город. На всякой точке земного шара они найдут одинаковые удобства. Если случится, что в одном месте замечается перепроизводство или, наоборот, недостаток в рабочих силах, всегда будет возможно быстро переместить силы, пополнить недостаток в одном месте и устранить чрезмерное скопление в другом.
Все, что нам рисует современная утопия в области социального строя, уже давно является мечтой отдельных социальных учений. Утопия лишь объединила все эти мечты, придала им реальную окраску, освободила их от крайностей, благодаря которым они казались совершенно невероятными, неосуществимыми.
Слова «равенство и братство» написаны на знамени многих учений, но все эти учения отличаются крайней нетерпимостью относительно других учений. «Все должно быть так, как я хочу, или все будет скверно». Так говорит большинство сторонников отдельных учений, а в то же время ничто не может быть ошибочнее такой нетерпимости.
Утопия согласна видеть осуществление всех учений, лишь бы от этого получилась польза для людей. Одно из крайних учений, например, отрицает деньги. И современная утопия вполне согласна с этим отрицанием, хотя и несколько иначе, чем данное учение. Деньги имеют ценность условную. Сами по себе деньги совершенно бесполезны. Если поместить человека на необитаемый остров и положить около него золотые монеты всего мира, то, если на острове не окажется пресной воды или растительности, человек неизбежно умрет, несмотря на окружающее его богатство. А между тем, деньги имеют тот недостаток, что их можно копить, что они возбуждают низкие инстинкты в человеке.
К сожалению, правы люди, утверждающие, что «за деньги можно получить все». С этой точки зрения деньги, как ценность постоянную, утопия в будущем не хотела бы видеть. Однако даже в том светлом будущем, о котором мечтает утопия, едва ли все люди будут отличаться безукоризненной добросовестностью. Контроль над работой все-таки будет необходим. В настоящее время таким контролем, между прочим, являются деньги. Деньги отчасти можно считать свидетельством о сделанной работе. Но когда такие «свидетельства» сосредоточиваются в руках людей, которые в действительности эту работу не делали, деньги делаются тем злом, которое утопия желала бы видеть уничтоженным. В утопическом будущем, как оно рисуется современным утопистам, каждый человек ежедневно должен получать марку, значок, в доказательство того, что человек работал. Так как, вероятно, образуются небольшие общины, то надзор за работой членов таких обществ не представит затруднений. Но такой значок имеет силу только доказательства сделанной работы. Он немедленно возвращается в контроль взамен удовлетворения разнообразных жизненных потребностей до развлечений и путешествия включительно. Копить такие значки не будет ни возможности, ни надобности.
Может быть, утописты увлекаются, и деньги, как таковые, останутся до тех пор, пока будет существовать человечество, но современная утопия, мечтающая о светлом будущем, не может этого желать.
Утопия нисколько не увлекается мечтами и отлично сознает, что людей никогда не удастся сделать автоматами, подогнать под одну общую мерку, как то мечтают сделать некоторые крайние учения. К счастью для себя, люди всегда останутся людьми с особенностями своими, хорошими и дурными наклонностями, с большими или меньшими способностями. Злая воля всегда будет жить, но только, вероятно, проявляться и наказываться она будет иначе, чем теперь. Прежде всего, некоторые преступления и проступки совсем исчезнут, потому что для них не будет почвы. Например, нищенство. Среди описанных выше условий нельзя себе представить человека, бродящего от дома к дому и выпрашивающего себе пропитание. Если человек стар или болен — о нем заботятся здоровые. Если же человек не хочет работать, то его заставят силой. В случае упорства его изгонят из общества. Вообще изгнание будет единственным наказанием утопического царства. Ты не хочешь подчиняться нашим законам — ступай и живи отдельно как знаешь.
Таково будет несложное правосудие. На каких-нибудь островах, среди океана, будут основаны колонии для изгнанников. Над ними не будет никакого контроля, никакой власти. Только сторожевые суда будут следить за тем, чтобы изгнанники не вернулись на материки. Но зато общество не будет и нести тяготы содержания изгнанников. Каждый изгоняемый получит инструменты и материалы, достаточные для постройки дома и земледелия. И этим кончатся его отношения к другим людям. И едва ли ошибаются утописты, предсказывая, что такое изгнание хотя бы на острова, покрытые пышной животной и растительной жизнью, удержит людей от нарушения порядка лучше, чем тюрьмы, смертные казни и т. д.
Надо принять еще во внимание, что вся жизненная обстановка сложится к тому времени благоприятнее, чем теперь. Преступления ради корысти утратят всякий смысл. Отнять у другого можно будет только то, что есть у всякого, что можно без особого труда получить по праву. Останутся преступления, рожденные злобой или временным помрачением рассудка. Таких преступлений даже теперь не особенно много. Преступники ради злобы будут наказываться, другие будут лечиться.
Вообще очень трудно, почти невозможно предугадать, как сложится утопическое правосудие, но одно можно сказать наверное: не будет судей по профессии. Профессиональный суд заменит то, что мы теперь называем судом товарищеским, но в несравненно более широких размерах. Очень возможно, что этот суд вернется к древней форме греческого народного суда, который на площади выносил приговоры и подвергал граждан остракизму, т. е. изгнанию.
И здесь, как во всех областях жизни, произойдет чрезвычайно характерное возвращение к прошлому. В области социальной жизни, как во всех областях жизни вообще, ничто не пропадает, совершается лишь непрерывный круговорот…
Вполне естественно, что в утопическом государстве, как и во всяком сообществе людей, будут люди, призванные исполнять роль если не начальников, то наблюдателей. Эти наблюдатели, конечно, ни образом жизни, ни правами не будут отличаться от других людей: они просто будут выполнять свои особые обязанности, как рабочий, артист, ученый и т. д. будут выполнять свои.
Некоторые крайние учения, мечтая о равенстве, настолько сгущают краски этого равенства, что получается впечатление казарменности, под гнетом которой должно исчезнуть личное «я» человека. Общая одинаковая работа, общие спальни, общее воспитание детей и т. д. — все это способно скорее отпугнуть людей от учения, чем привлечь их к нему. Утопия значительно смягчает эти крайности. В будущем, как и теперь, и даже еще в большей степени, люди будут трудиться на самых разнообразных поприщах. Ни на чем не основаны утверждения, будто при свободе выбора профессий все бросятся на интеллигентный труд. Это неосновательно уже потому, что неинтеллигентного труда нет. Есть неинтеллигентные люди, выполняющие труд, и обыкновенно выполняющие его очень плохо. Работа в газете, например, считается трудом интеллигентным, а между тем среди английских или американских фермеров, возделывающих свои поля и сады, найдутся люди значительно более интеллигентные, чем большинство мелких газетных работников. Деятельность артиста считается высоко интеллигентной, а между тем о некоторых артистах сохранились воспоминания, говорящие о их крайней некультурности.