Б а л о г н е, К о в а ч н е, Т а в а с и н е, Ф е х е р н е, Ш а н д о р Б а к, М и к у ш и еще н е с к о л ь к о к р е с т ь я н.
Ковачне — молодая крестьянка-поденщица, неряшливо, по-домашнему одетая, волосы ее растрепаны, глаза заплаканы, весь вид говорит о том, что она провела тяжелую бессонную ночь.
К о в а ч н е. Мужа моего… нет здесь? Он сказал, что сюда пошел.
Б а л о г н е. Он был здесь и ушел. Только что ушел с господином учителем. Что с вами? Беда какая стряслась?
К о в а ч н е (плача). Ферко… сыночек мой… Его не стало… Мой умненький сыночек… Помер… Ой, боже мой, помер… Конец моему Ферко… Нет у меня больше ненаглядного сыночка… Ой, горе мне! Зачем только я отдала его проклятым негодяям? Этим мерзавцам… Они его погубили… Они убили его. Умирая, он сам мне сказал, что его жестоко били… Сам хозяин бил, эта злая гадина… Врут безбожно, будто заражение крови… Небось и доктора подкупили… Будь они прокляты! У бедняка даже последнее забирают — собственного ребенка… Зачем только я отдала его… Нет у меня больше сыночка, умненького… Загубили. Сказал бедняжка в свой смертный час… А теперь врут бесстыдно, изворачиваются… подло обманывают… Но, сколько бы эти негодяи ни врали, меня не обмануть. Придется им поплатиться. Они, душегубы, дорого заплатят за моего сыночка. Из дому мой ненаглядный ушел крепеньким, здоровым, как ягодка… Ох, горе мне. Что ж со мной будет? Где мой муженек?.. Куда же он запропастился? Куда мне податься?.. (Плачет, уткнувшись в передник.)
Крестьяне потрясены. Они молча смотрят на происходящее.
(Продолжая рыдать, вдруг срывается с места и выбегает на улицу, откуда еще некоторое время продолжают доноситься ее причитания.) Душегубы подлые… Загубили моего умненького сыночка…
Все по-прежнему молчат. Видно, что крестьяне озадачены, ошеломлены происшедшим, одна старуха, прижав к глазам край фартука, тихо всхлипывает.
Т е ж е, без Ковачне.
Т а в а с и н е. Разве я не говорила? Говорила же я, что так оно и есть? Что этот живодер Хорват вернул бедного парнишку домой совсем больным.
Т е т у ш к а Ж у ж а (всхлипывая). А ведь до чего смышленым был… мальчонка… Как прекрасно на экзаменах отвечал. И вот поди-ка, его-то и загубили.
Ф е х е р н е (страстно). Известное дело, коли бедняцкое дитя умное, его и надо загубить, а то, чего доброго, подрастет да взыщет с них за все их подлости, за все причиненное зло.
Ш а н д о р Б а к (многозначительно). Теперь-то мне все понятно…
Крестьяне выжидающе смотрят на него.
Г о л о с а. Что? Что вам понятно?
— А ну-ка расскажите, да поскорее!
— Что? Говорите же, дядюшка Шандор.
Ш а н д о р Б а к. Ну да, теперь понятно, почему полный воз Хорвата нынче утром стоял перед домом доктора Бекшича…
Все ошеломлены.
Ч е й - т о г о л о с. Почему?
Ш а н д о р Б а к (таинственно). Потому как воз Хорвата стоял там нынче утром, сам видел своими собственными глазами. Видел, как с этого воза сгружали полные мешки с пшеницей. Я еще было подумал, должно быть, дюже много горьких снадобий прописал этот доктор Хорватам, коли за них такая уйма пшеницы причитается…
Т а в а с и н е (возбужденно). Ну, что я говорила. Вот и свидетель всей подлости.
Ш а н д о р Б а к (испуганно). Э… нет! Я свидетельствовать не стану… Нет уж, увольте…
Ф е х е р н е (перебивая старика). Теперь все ясно как божий день. Стоит только подбросить воз пшеницы, и тут же причина смерти установлена. Дескать, заражение крови, и все тут. Да это заражение любой хвори можно приписать.
Т е т у ш к а Ж у ж а. Слыханное ли это дело, значит, стоит разок занозить на стерне ногу, и пожалуйте — заражение крови… И это у такого крепкого мальчугана? Да вот мои ноги, бывало, от этого самого жнивья каждое лето болячками покрывались. Когда еще девчонкой была…
М и к у ш. А ведь, кажись, давненько это было.