Р е д е ц к и. Нанаши Ференц, Напра Иштван.
А л м е р и. Щербатый Нидер, помните его? Когда он смеялся, у него всегда высовывался язык. За ним следовал Носваи.
Р е д е ц к и. Не пропустить бы Нугента Лайоша.
Д ю к и ч. Верно! Нугент, Никош, Нилашди, Нюл Габер, Нюлфалуши Берталан.
Ф о р и ш. Невероятно… Неужто всех помним? Облат Фердинанд, Охати.
В о н ь о. Олай Дежё, Оллани — у нас была целая куча на букву «о» — Орос Янош, Орос Кальман, Орсаг, Орвош!
А л м е р и. Пандур.
Х о л л о. С такой фамилией солдата не было.
А л м е р и. В таком случае откуда я ее взял?
Р е д е ц к и. Следующий — Паллаг Шандор, потом — Пап Имре, Пап Виктор.
Д ю к и ч. Пербали, Пиклер, Пороскаи!
А л м е р и. Пропустил моего денщика — Погачаша.
В о н ь о. А кто же потом? Кто со швабской фамилией… ах, да, вспомнил — Поссерл!
Р е д е ц к и. Тех, кто на букву «р», я знаю лучше всех: Радоц, Редецки, Реннер Дёзё, Риго Домокош, Рожаш, Рохонци, Руперт.
Ф о р и ш. Шарвари, Шаслер, Шерхордо, Шиткень.
А л м е р и. Шоваго.
В о н ь о. Шугайда, Шултейс, Сабо Имре, Сабо Вендел.
Д ю к и ч. Тот Келемен, Вернер Пал.
В о н ь о. Журлаи Ласло. Все, больше нет. И три командира: господин капитан, господин прапорщик и я.
П е т р а н е к. Потрясающе!
Р е д е ц к и. Если мы, несколько человек, сумели вспомнить стольких людей, что же хранит память народная!
Х о л л о. Пожалуйста. (Возвращает записную книжку Шайбану.)
Ш а й б а н. Теперь вы верите, что память меня не подводит?
Д ю к и ч. Ладно, давайте отыщем, где была наша последняя боевая позиция.
Р е д е ц к и. Ты что, забыл? Мы все находились здесь, и только рота окопалась за кладбищем.
В о н ь о. Верно.
Ф о р и ш. Официант!
Входит о ф и ц и а н т.
Сколько с нас причитается?
Д ю к и ч. Об этом не может быть и речи.
Ф о р и ш. Одно дело общественное положение, другое — деньги. В хорошие летние месяцы я мог бы взять на содержание все правительство. (Дает деньги официанту.) Сдачу возьмите себе.
О ф и ц и а н т. Покорнейше благодарю. (Уходит.)
Д ю к и ч. Ну, так начнем?
Х о л л о. Но как?
Р е д е ц к и. Думаю, лучше всего, если каждый будет говорить и делать то, что он говорил и делал тогда.
П е т р а н е к. Ты что? Собираешься разыгрывать спектакль?
Р е д е ц к и. А почему бы и нет? Так гораздо легче все вспомнить, чем рассказывая.
В о н ь о. Только вот в чем беда. Кроме нас на горе были и другие. Откуда мы их возьмем?
Ф о р и ш. Позвольте, я сыграю! Как-никак я всегда подсматривал из-за угла корчмы, что делают командиры.
А л м е р и. А справишься? Кроме нас здесь побывало немало людей. Словацкий партизан… нилашист…
В о н ь о. Господин приходский священник.
Ф о р и ш. За меня не беспокойтесь. За двадцать лет кого только мне не приходилось изображать. Какую только роль не приходилось играть. Уж положитесь на меня, любезный, за мной дело не станет. Официант, уберите со стола!
Б о д а к и, переодетый, вместе с М о ж а р о м идут со стороны села.
Б о д а к и (подходит к Шайбану). Вы пришли, господин капитан?
Ш а й б а н. Да, пришел.
Б о д а к и. А вам не приходило в голову, что я тоже буду здесь?
Ш а й б а н. Нет.
Б о д а к и. А если бы знали, не пришли?
Ш а й б а н. Возможно, Бодаки. Но сейчас я здесь.
Б о д а к и. И не один.
Ш а й б а н н е. Я его жена.
Б о д а к и. Знаю. Можар мне сказал.
Ф о р и ш (берет Бодаки под руку). Хорошо, что ты вернулся. Мы собираемся разыграть…
Б о д а к и (вырывает руку). Я ничего не собираюсь разыгрывать!
Ш а й б а н. Это вовсе не игра. Редецки назвал меня убийцей.
Б о д а к и. Он почти прав.
Ш а й б а н. Не из-за тебя. А из-за гибели шестидесяти трех солдат.
Д ю к и ч. Мы хотим знать, кто и в какой мере виноват. Поэтому сейчас мы все будем действовать так, как действовали в тот памятный день с утра до полудня, когда зазвонили колокола.
Б о д а к и. К чему все это, Дюкич? Мертвецов не воскресишь!
А л м е р и. Речь идет не о них. О нас. Ты против?
Б о д а к и. Мне все равно.
А л м е р и. Или ты забыл?
Б о д а к и. Я? Я помню лучше, чем вчерашний день, или то, о чем думал пять минут назад.
Ш а й б а н. Тогда начнем?
Б о д а к и. А вы не боитесь, господин капитан?