Б о д а к и. Господин капитан, я кое-что придумал.
Ш а й б а н. Потом.
А л м е р и. Не веришь, что мы остались одни?
Ш а й б а н. Верю я или не верю — дело не в этом. Нужно установить факты.
Р е д е ц к и. Еще вчера в районе радиусом в двадцать километров — в Летеце, Дорокие, Пиште, Габорхазе, Кешерюкуте — были наши. Сегодня с восьми утра никто не отвечает.
Ш а й б а н. Объявите роте — мы остаемся и переходить границу не станем.
М о ж а р. Почему вы не спрашиваете нас, хотим мы этого или нет?
Ш а й б а н. Ты стоишь на посту и делай свое дело. Ровно через десять минут всем быть здесь. Я отдам последний приказ по роте.
Воньо отходит в сторону и садится. Дюкич следует его примеру. Редецки тоже садится на стул.
Ф о р и ш. Разрешите спросить, господин капитан: готовить обед или нет?
Б о д а к и. Обед давно бы мог вариться! Уж не собираешься ли ты закончить войну голодным?
Ш а й б а н (Алмери). Надо бы вкратце изложить, какие причины побудили нас отказаться выполнять приказ. Я хочу, чтобы ты помог мне. (Идет к стулу, садится.)
Алмери садится рядом с ним.
Ф о р и ш, стараясь остаться незамеченным, уходит.
Б о д а к и (закуривает). Старику нотариусом бы, а не командиром быть. Когда надо действовать, он начинает заниматься писаниной.
М о ж а р. Господин учитель, могу я сказать напрямик то, что говорил тогда?
Ш а й б а н. Разумеется.
М о ж а р. Вы хотите свалить на нас ответственность. Хитрая бестия.
Б о д а к и (смотрит на стол). Помнишь, здесь был твой вещевой мешок?
М о ж а р. Помню.
Б о д а к и. Так разыграем и эту сцену.
М о ж а р. Господин капрал, вы не пойдете к своим людям?
Б о д а к и. Они давно знают чего хотят. А это чей?
М о ж а р. О чем вы?
Б о д а к и (поднимает, развязывает «вещмешок»). Об этом. Твой?
М о ж а р. Мой. Там пиджак и штаны.
Б о д а к и. А ну-ка, спустись.
М о ж а р. Имею честь доложить — нельзя.
Б о д а к и. Улизнуть собрался? Морду бы тебе набить, лицемер ты эдакий! Вопишь, что страна погибает, а самому, в сущности, ни до чего нет дела!
М о ж а р. Сами говорили, разбежимся кто куда! Каждый волен идти куда глаза глядят!
Б о д а к и. Но вместе! Или никак! Никто не выкрал свой вещевой мешок, только ты! Слезай оттуда!
М о ж а р. Я не имею права покинуть свой пост!
Б о д а к и. По моему приказу можешь!
М о ж а р (хватается за «автомат»). Ни по чьему приказу.
Б о д а к и. За оружие хватаешься? Против меня? Ладно, Можар, встретимся после смены часовых. (Направляется к выходу.)
Ш а й б а н н е (встает со стула). Вы с ума сошли? Зачем вы направили на него оружие? Сейчас моя очередь. Но нет, этого никто не может от меня требовать.
Ш а й б а н. Ты мне все рассказала. Я знаю все.
Ш а й б а н н е. Но остальные?.. Разве ты не понимаешь?
Ш а й б а н. Ради меня. Очень тебя прошу.
Шайбанне достает из сумки бумагу, разрывает ее надвое и делает два «пакета». Выходит на середину сцены.
М о ж а р. Доброе утро, фрейлейн Анна.
Б о д а к и (направляется к кладбищу, оборачивается, и заметив Шайбанне, подходит). Я же тебе говорил, не поднимайся на гору. Это место не для тебя.
Ш а й б а н н е. Я закрыла почту. Не к чему держать ее открытой.
Б о д а к и. Это верно, что русские в Габорхазе?
Ш а й б а н н е. Я недавно звонила в тамошнее почтовое отделение. Мне ответили на непонятном языке.
Б о д а к и. Значит, круг постепенно замыкается.
Ш а й б а н н е (передает ему один из «пакетов»). Свежие коржики со шкварками. Балинтне передала, чтоб ты поел как следует.
Б о д а к и. А второй пакет кому?
Ш а й б а н н е. Командиру.
Б о д а к и (смотрит на Можара). Отойдем в сторонку, а то этот подлец навострил уши.
В о н ь о. Это верно! Ты любил подслушивать!
М о ж а р. Неправда!
Б о д а к и. Чего тебе надо от господина капитана?
Ш а й б а н н е. Не я пекла ему коржики.
Б о д а к и. Отвечай на мой вопрос.
Ш а й б а н н е. Спроси его самого, что он от меня хочет.
Б о д а к и. Как бы ты не пожалела, Анна, что была благосклонна и к одному и к другому!
Ш а й б а н н е. Он ко мне даже пальцем не прикоснулся.
Б о д а к и. Вот и прекрасно! Тебе все равно не выкинуть меня из головы. Кто бы ни признавался тебе в любви, ты всегда будешь слышать меня, всегда будешь помнить меня, и кто бы тебя ни ласкал, ты никогда не забудешь, как я горячо тебя любил.