Ф е х е р н е. Это уж верно. Всегда таким был.
Т а в а с и н е. Слыхала, он привез домой Ферко — сына Ковачей. Мальчонка служил у них, пас гусей.
Умолкают — снаружи слышится стук в дверь.
Т е ж е и т е т у ш к а Ж у ж а.
Т е т у ш к а Ж у ж а (входя). Здравствуйте. Я хотела бы записать в школу своего внучонка.
Б а л о г н е (поддразнивая). Я уж подумала, не сама ли ты, Жужа, решила записаться в школу. Тебе не мешало бы малость подучиться!
Т е т у ш к а Ж у ж а. Ты, кажется, ходила сюда добрый десяток лет, а ничему не научилась; как была глупой, так и осталась.
Тавасине и Фехерне смеются.
Т а в а с и н е. Вот и вам досталось, тетушка Мари.
Б а л о г н е. И поделом. Мне вечно достается, как заезженному коняге цыгана. Как-то раз некий цыган нещадно хлестал свою лошадь, потому что она не могла стронуть с места тяжелый воз. Какой-то прохожий крикнул: «Что ж ты бьешь доброго коня, его пожалеть надо, воз-то тяжелый», а цыган в ответ: «А чего жалеть-то? Мой конь к побоям привык, он без них обойтись не может»…
Все смеются.
(Тетушке Жуже.) Входи, входи, Жужа. Вот стул, присаживайся. Господин учитель сейчас придет. Он забежал на минутку в сельскую управу.
Ф е х е р н е (смеясь). К писарю?..
Т а в а с и н е. Ой, да не стану я ждать. (Порывается уйти, но у дверей останавливается.)
Т е т у ш к а Ж у ж а (неодобрительно). Лучше бы дождаться господина учителя на улице. Негоже в его комнате сборища устраивать.
Б а л о г н е. А когда тут не было сборищ? Всегда были. Но теперь-то уж все равно. Недолго теперь осталось здесь жить господину учителю. Сказывают, Хорват уже приказал строить новый дом.
В с е ж е н щ и н ы (в большом изумлении). Ах, неужто новый дом?
Б а л о г н е. Конечно. Вы что думаете, новая хозяйка захочет здесь жить? Нет… Хорват возведет молодым хоромы почище докторских. (Поясняя тетушке Жуже.) Помолвка-то ведь состоялась!
Т е т у ш к а Ж у ж а. Да ну! Все-таки состоялась?
Б а л о г н е. То-то и оно. Вчера вечером отпраздновали.
Т е т у ш к а Ж у ж а. А ведь как этот надутый пузырь Хорват противился… Твердил без конца, мол, учитель такой-сякой, паршивец этакий… А все-таки наперекор ему вышло. Теперь небось не скажет, что отец господина учителя когда-то батрачил у Хорватов. Вот так-то и вертится мир.
Б а л о г н е. Коли так, то правильно вертится. Пусть хоть разок солнышко и бедняцкого сына пригреет.
Т а в а с и н е. Я рада — теперь и мы можем тыкать в нос хозяевам: видали, мол, и бедняку случается выйти в люди, хоть вы, богатеи, ни во что нас не ставите.
Т е т у ш к а Ж у ж а. Бёжи Кардош, что батрачит у Хорватов, родственницей нам приходится — она племянница мужа моей дочки. Так вот она рассказывала — вся родня Хорватов — братья, сестры, ну, словом, все, были против учителя. Теперь-то уж могут только локти кусать от досады. На этот раз беднота взяла верх.
Б а л о г н е. Откровенно говоря, я этому рада больше, чем если бы меня сосватал какой-нибудь хозяйский сын.
Т е т у ш к а Ж у ж а (с наигранным испугом, ехидно). Ох-ох-ох, не говори, Мари, этакое, да еще громко! Чего доброго, Анти Кочонди услышит. Я слыхала, на прошлой неделе он собирался из-за тебя в колодце утопиться…
Все смеются.
Ф е х е р н е. Однако рановато радоваться. Коли к гнилой картошке положить хорошую, она тоже сгниет…
Б а л о г н е (горячо, убежденно). Но это вовсе не та картошка. Господин учитель не из таких. Я его сызмальства знаю, да и бок о бок с ним живу не один год. Стало быть, могу сказать, что он за человек. Настоящий, правдивый.
Т а в а с и н е. Да, он именно такой… Всегда за бедняков, за правду вступается.
Б а л о г н е. И впредь так будет. Картофель был добротный, значит, и семя отменным будет.
С улицы уже давно доносится колокольный звон, но только теперь женщины его услышали.
Колокола по старику Ковачу звенят.
Ф е х е р н е. Помер, бедняга.
Женщины умолкают. Их лица скорбны, задумчивы.