А л м е р и. Не все ли равно?
Ф о р и ш. Нет, конечно!
М о ж а р. Немец вышел из виноградника.
Ф о р и ш. Он не должен меня видеть. Если увидит, мне капут. (Уходит.)
Д ю к и ч. Немцы всю войну посмеивались, дескать, скорее щетина вырастет на рыбьей чешуе, чем примирятся между собой натравленные друг на друга обитатели цыганского табора Восточной Европы.
Ш а й б а н. Ты видишь что-нибудь в пограничной зоне?
М о ж а р. Все дороги безлюдны.
Ш а й б а н (проходит перед выстроившимися людьми, останавливается перед Редецки). Вызови сюда связистов. Пусть принесут рацию. Я сам хочу объявить Кюстендорфу, что мы остаемся и не будем переходить границу.
П е т р а н е к. Зачем ставить его в известность?
Ш а й б а н. Потому что мы были солдатами.
Р е д е ц к и. Господин капитан, связисты недомогают.
Ш а й б а н. С каких это пор?
Р е д е ц к и. Купили у какой-то тетки сметану. Она оказалась кислой. А теперь сидят все в дубраве на корточках, никак не могут оправиться.
Ш а й б а н. Что мне с вами делать… Что говорят люди?
А л м е р и. Искренне рады.
В о н ь о. Очень рады.
Б о д а к и. Радуются.
Д ю к и ч. Не нарадуются.
Р е д е ц к и. Душевно рады.
Ш а й б а н. Я решил так — будем сдаваться.
Б о д а к и. Ну нет!
Входит Ф о р и ш вне какого-либо образа и садится на свободный стул.
Ш а й б а н. У нас имелось две возможности: либо перейти границу — это мы отвергли, — либо сдаться. Третьего не дано.
Б о д а к и. Что ж, мне в плену прозябать? После трех лет, проведенных на фронте?
Р е д е ц к и. Это все же лучше, чем гнить в яме.
Ш а й б а н. Нас возьмут в плен не в бою. Мы сообщим им о своей готовности капитулировать и сложим оружие.
Х о л л о (встает, подходит ближе). Простите, господин учитель…
Ш а й б а н. Что тебе нужно?
Х о л л о. Я тут подумал. Как же так, вы тут рассуждали о готовности сдаться, капитулировать, а бойцы на передовой ничего об этом не знали?
Ш а й б а н н е. Разве им никто ничего не сказал? (Подходит к мужу.) Своим вопросом я могу тебе сейчас навредить?
Ш а й б а н. Не помню. Не берусь утверждать, что мы поставили солдат в известность.
А л м е р и. Что ж, давайте разбираться дальше, авось там прояснится!
П е т р а н е к. Но ведь это самое важное! Знай солдаты обстановку, они не стали бы стрелять в русских!
А л м е р и. Неужели тебе не понятно, что мы как раз и хотим доискаться до истины? (Шайбану.) На чем ты остановился?
Шайбанне садится. Ф о р и ш, пожав плечами, проходит мимо нее и выходит.
Ш а й б а н. Я сказал: сложим оружие и сообщим об этом русским. В этом случае, как пишется в их листовках, можно рассчитывать на свободное возвращение домой.
Б о д а к и. Вырвавшиеся из окружения пулеметчики рассказывали: в Андорбанье забрали в плен даже гражданских, которые никогда в жизни не были солдатами и ни за какие коврижки не сумели бы шагать в ногу.
Д ю к и ч. Такое могло случиться только по недоразумению.
Б о д а к и. Господин капитан, я уже давненько собираю гражданскую одежду. Мигом переоденемся и тут же рассеемся кто куда.
В о н ь о. Это будет как нельзя лучше. Не хочу попадаться им в руки.
Д ю к и ч. Какой прок в гражданской одежде? Кроме солдатской книжки, у нас нет никаких документов. Не думай, русские — народ смекалистый, их не проведешь!
Б о д а к и. Сам-то ты больно умный, как я погляжу.
Д ю к и ч. Мало отшатнуться от тех, кто толкнул нас на пагубный путь, надо еще перейти на противную сторону с полным доверием.
В о н ь о. А заодно и побрататься с ними? Ты, видно, за время войны совсем одурел. Не обижайся, товарищ начальник.
Ш а й б а н. Выводы в сложившейся обстановке напрашиваются сами собой: прекратить бои, признать поражение и, если это неизбежно, сдаться в плен. Но это вовсе не значит безоговорочно капитулировать, тем паче духовно покориться силе, планы которой касательно судеб моей родины мне неизвестны или они таковы, что я с ними не могу согласиться.
Р е д е ц к и. Что ж, нам отказаться от исторической миссии — стать связующим звеном между Востоком и Западом? Сдать свои державные позиции? Сдавать-то нечего! Разве что оборонительные рубежи.
Д ю к и ч. Последний клочок венгерской территории в пяти километрах от границы?
Ш а й б а н. Речь идет о принципах, а не о километрах. В конце концов, мы здесь представляем Европу.