Б а л и н т и В и к т о р.
Б а л и н т расхаживает по комнате, время от времени останавливаясь у воображаемых картин, словно действительно рассматривает их.
Из смежной комнаты выходит В и к т о р, он в пальто, старательно завязывает шею шарфом. Заметив Балинта, останавливается.
В и к т о р. Что, сударь, прощаетесь со своей картинной галереей?
Б а л и н т (смотрит на воображаемую картину, с напускной серьезностью). Мне полюбилась эта маленькая картина Пикассо. (Прикидывает на глаз ее «размеры».) Она, пожалуй, уместится в моем сундучке.
В и к т о р. Не думаю, что картина Пикассо может способствовать поднятию духа венгерской королевской армии.
Б а л и н т. Тем более! (Рукавом стирает со стены надпись.) Не робей, маленький Пикассо, я повешу тебя на стене казармы или конюшни. А может, замерзая, напишу на снегу твое имя.
Б а л и н т, В и к т о р, Ю л и я.
Ю л и я выходит из ванной, она босая, в халатике, в руках у нее стопка рубашек. Приседает на корточки возле сундучка.
Ю л и я. Сколько рубашек тебе положить?
Б а л и н т. Такие вопросы обычно задает в пьесах жена, собирая чемодан мужу, когда он отправляется в Англию на дерби… Положи все три.
Ю л и я. Я просто не знаю, разрешают ли солдатам носить гражданские рубашки.
Б а л и н т. Ты тоже опасаешься за боевой дух венгерской королевской армии? Можешь быть абсолютно спокойна, мы проиграем войну не из-за моих рубашек. А для большей уверенности положи еще мою зубную щетку.
В и к т о р (направляется к выходу, с некоторым раздражением). Что вы так спешите укладываться? Как знать, за один день всякое может случиться.
Б а л и н т. Пройдет и этот день.
Ю л и я. Виктор, вы много где бываете, со всеми знакомы…
В и к т о р. Все, что угодно, только не просите у меня сливочного масла.
Ю л и я (холодно). Благодарю. Я у вас ничего не прошу.
В и к т о р (удрученно). Все-таки попытаюсь нам достать масло. (Уходит.)
Б а л и н т, Ю л и я.
Б а л и н т (смотрит, как Юлия укладывает в сундучок вещи). Если ты попросишь, он что угодно достанет.
Ю л и я (с живостью). Все три сорочки найдешь на дне сундучка.
Б а л и н т (огорченно). Сорочки всегда кладут сверху! Разве ты не знаешь, как укладывать вещи в чемодан?
Ю л и я (вынимает из сундучка рубашки, поднимается и пристально смотрит на Балинта). А откуда мне знать? Мы ведь с тобой еще никуда не ездили…
Б а л и н т (вздыхает. После короткого молчания). Ты бы надела туфли, еще простудишься, чего доброго… Время в самом деле терпит, куда нам торопиться.
Ю л и я (медленно идет к ванной, у двери останавливается). Который час?
Б а л и н т (глядя на часы). Двадцать один.
Ю л и я. Который? (Не дождавшись ответа, уходит.)
Б а л и н т один.
Б а л и н т. Двадцать один. Через двадцать два часа я должен явиться в казарму. Теперь в моей жизни это отправная точка. По ней я измеряю время. В моем распоряжении еще двадцать один час, почти целые сутки. Может показаться, что это очень много. Двадцать один час! (Садится на сундучок, смотрит на часы. Тихо.) Тысяча двести шестьдесят минут… Чувствуешь ли ты, как быстро они пройдут! Думаю, нынешний день будет самым коротким днем нашей жизни. (Громко.) Юлика! Мы потеряли одну минуту! Остается всего лишь тысяча двести пятьдесят девять минут. А секундная стрелка все бежит и бежит. И как весело бежит, словно насвистывает: ти-ти-ти-ти-ти… Поторапливайся, Юли! Если будешь слишком долго искать свои тапочки, мы потеряем еще одну минуту… Юлика! Юлика! Выйди ко мне! Останови время!
Б а л и н т и Ю л и я.
Вбегает Ю л и я в халатике.
Б а л и н т (тихо). Вот и еще одной минуте конец. Остается тысяча двести пятьдесят восемь. Тик-так, тик-так…
В оркестре какой-то инструмент или метроном подражает быстрому тиканью часов. Этот звук слышен в течение всего действия, то громче, то почти, совсем затихая. Юлия подходит к Балинту сзади, привлекает к себе его голову.