В и к т о р. Скажу тебе только одно: постарайся вовремя соскочить с такой повозки.
Б а л и н т. Должно быть, их тоже предостерегали доброжелатели… И это им, наверное, было приятно. Ну, будьте здоровы! (Уходит.)
Ю л и я и В и к т о р.
В и к т о р. Вы думаете, все это пустяки?
Ю л и я. Он единственный не склонен принимать все это всерьез.
В и к т о р. О, если б он отнесся к этому так же серьезно, как к переводу стиха, к которому подыскивает рифму. Знаете, какие усилия мне пришлось приложить, чтобы уговорить этого продажного мошенника? Он даже разговаривать не стал бы, предложи я ему менее двух тысяч. Но я пообещал ему еще паровую прачечную… Откуда я ее раздобуду? Скажи-ка мне!
Ю л и я. А шестьсот пенгё где бы вы смогли раздобыть?
В и к т о р. Понятия не имею. Положился бы на собственное вдохновение… Посулил бы и святому Антонию паровую прачечную, авось бы он помог, подсказал, из кого можно выжать деньжат. Кстати, они все равно понадобятся, ведь за всю эту макулатуру Балинт получит гроши. Вам не приходит в голову какая-нибудь счастливая идея? А может, у вас есть знакомый богатей? (Листает телефонную книгу.) Интересно, ни одного приятеля на букву «А»… Да и среди Балогов сплошные незнакомцы.
Ю л и я. Виктор, я не знаю, почему вы так добры к нам?
В и к т о р (набирает телефонный номер). Во-первых, вы знаете. Во-вторых, я вовсе не добр. Вот уже больше года места себе не нахожу… (В телефонную трубку.) Алло! Господин директор дома? Благодарю. (Кладет трубку. Снова набирая номер.) …Я с каждым днем все сильнее люблю вас… Если б я не видел вас хоть день… (В трубку.) Это ты, Артур? Говорит Виктор… (Закрывает ладонью трубку.) …я бы зачах от тоски. (В трубку.) На холме Роз продается участок, требуется аванс в шестьсот пенгё. Жду. (Юлии.) Вот почему я и прозябаю в Будапеште, вместо того чтоб поскорее удрать с фальшивыми документами, я давно уже ими запасся. (В трубку.) Аванс надо внести до трех часов дня, иначе… Вот как! Уже половина третьего? (Юлии.) Нынче утром вы снова пленили меня своей красотой, когда вышли из ванной о рубашками Балинта… (В трубку.) Понимаю, прекрасно понимаю. Ладно, я поинтересуюсь на Орлиной горе{28}. (Кладет трубку.) Вы сами это отлично знаете… Попытаюсь еще. (Набирает номер.) Мне хочется выть от любви…
Ю л и я. Тем благороднее то, что вы сейчас делаете для нас.
В и к т о р. Эгоизм, сущий эгоизм! Во-первых, мне тяжело видеть вас такой печальной. Во-вторых… Почему не берут трубку?.. Не понимаю… Во-вторых, если вы останетесь одна, вы, конечно, не захотите жить под одной крышей с чужим мужчиной, и мне, при всем своем рыцарском благоговении к вам, придется съехать с этой квартиры. Когда и где я смогу вас тогда видеть? (Кладет трубку.) Дело безнадежное. Да вы не беспокойтесь, деньги найдутся, вопрос нескольких минут. Ведь если денег не будет, его заберут. А раз заберут, то и убьют. Он же непокорный, да к тому же не умеет приспособляться…
Ю л и я. Виктор! Я вспомнила одного знакомого, у него наверняка есть деньги. Судья Сегилонги…
В и к т о р. Эврика! Сегилонги. Знаете, Юлия, я, словно завзятый Дон Жуан, завлек вас в эту квартиру… (Листает телефонную книгу, затем набирает номер.) Можно попросить к телефону ее превосходительство?.. Благодарю вас. (Продолжает листать телефонную книгу.) Ее превосходительство, как сказал мне супруг, сейчас находится в Красном Кресте. «Насколько мне известно», — добавил он. Как видно, господину председателю не только как судье, но и как мужу известны пределы истины. (Набирая номер.) Я вел себя Дон Жуаном, хотел увлечь вас, обольстить. А что вышло из моих потуг? Печальный Сирано! (Декламирует.)
Нет, сударыня, это я не вам. Вы тоже любите Сирано? Вот и чудесно! А теперь соедините меня с попечительницей солдатских сирот, отцы которых погибли на войне. (Юлии.) И в пылу увлечения я прозрел и осознал, что самое благородное призвание мужчины — уподобиться Сирано. (В трубку.) Слава Иисусу! Прошу позвать к телефону ее превосходительство госпожу Сегилонги.