В и ц а. Мамочка!
К а т а (поворачивается, держа скакалку в руках, чувство стыда не позволяет ей больше прыгать, а упрямство — отбросить скакалку). Ты уже встала?
В и ц а. Я слышала прыжки: прыг-прыг… Думаю, что это такое? Я уж все себе воображала, только не это… (Снова чуть искусственно смеется.)
К а т а (с неловкостью). Сожалею, что нарушила твой воскресный сон. В другое время я уже полностью заканчивала уборку комнаты, а ты лишь натягивала на голову одеяло.
В и ц а. Я и сейчас собиралась это сделать. Но ты вышла, я следила за тобой, прикрыв глаза, думала, ты хочешь меня разбудить… Ты как будто что-то скрывала. А потом — прыг-скок, прыг-скок… Это победило даже мою законную лень в воскресное утро. Но почему ты не крутишь хула-хупп? Эта скакалка — прошлый век… (Смеется.)
К а т а (бросая скакалку). Наконец-то ты нашла что-то смешное и дома.
В и ц а (подходит к ней). Не сердись, мамочка. Но, право, это было так смешно. Ты прыгала с таким рвением. Зачем это тебе? Похудеть собираешься? Или для того, чтоб у тебя были упругие движения? (Хочет ее поцеловать.)
К а т а. Ну, ладно, хватит. (Отстраняет от себя дочь.) Повеселилась, и будет. (Входит в ванную, довольно громко хлопнув дверью, слышно, как она запирается.)
В и ц а (перед дверью). Ну, мамочка… Я не думала, что ты сегодня так чувствительна…
П е т е р (в пижаме высовывает голову из своей комнатки). Что здесь происходит?
В и ц а (показывает на дверь, шепотом). Обиделась. В последнее время она прямо недотрога.
П е т е р. Наверное, ты опять была дурой.
В и ц а. Проклятая скакалка… Ну откуда я знала, что мне нельзя этого замечать.
Петер поднимает скакалку, гневно смотрит на Вицу.
Ну что я могу поделать… это было так комично. Я никогда не видела, как она занимается зарядкой. А ты видел?
П е т е р. Как может женщина быть столь бестактной… Слабый пол!
В и ц а. Не все же могут быть столь изысканными, как некоторые дамы… (Под взглядом Петера замолкает, следит за ванной.)
П е т е р (тоже следит). Как будто ты сама не понимаешь, что…
В и ц а (беспомощно). Думаешь, она поэтому?..
П е т е р. Не говори с ней об этом, ладно? Раз уж в тебе нет ни грана… понимания.
В и ц а. Вечно ты делаешь из мухи слона… Вот видишь, она уже моется…
П е т е р (прислушивается). Да, смывает слезы.
В и ц а. Как по-твоему, мне следует извиниться?
В эту минуту из ванной выходит К а т а в домашнем платье, старается выглядеть веселой.
Мамочка! Не сердись!
К а т а. Да не сержусь я, осленок мой! В конце концов ты права.
В и ц а. Нет, это Петер прав.
П е т е р. Дура!
К а т а. В том, что он встал, — несомненно. По крайней мере я смогу рано закончить уборку. (Уходит в переднюю.)
П е т е р. Мы тебе поможем.
В и ц а. Я с удовольствием помогла бы, но…
К а т а (возвращаясь со щеткой для натирки полов). Нет, вы поскорее одевайтесь, чтобы я могла и в ванной вымыть. (Непринужденно.) Вы не знаете, отец дома?
П е т е р. Я не слышал. (Открывает дверь в первую комнату.) Ужин на столе…
В и ц а. Папа? Я только что вспомнила, он приходил домой, тебя еще не было — только переоделся. Просил передать, чтобы мы его не ждали. Какой-то банкет на заводе. Какой он был элегантный…
П е т е р. Ну, забыла, и ладно. О чем тут говорить…
К а т а. Да, конечно, банкеты обычно затягиваются. Наверное, он переночует у своего друга, а потом пойдет в бассейн. Тем лучше, я пока смогу у него убраться. (Направляется в комнату.)
В и ц а. Право, я так хотела бы тебе помочь, мамочка. Но я договорилась с Верой…
К а т а. Ладно, ладно, только поторапливайся.
В и ц а уходит в ванную, К а т а — в большую комнату. Звонок. П е т е р идет открывать. В передней слышен какой-то спор.
Г о л о с П е т е р а. Ну, а если мы хотим нюхать?..