— Тогда я через час приеду ее посмотреть, — сказал человек на другом конце провода.
— Хорошо, я вас жду, — ответил Регуло, стараясь совладать с собой.
Он повесил трубку и почувствовал, что ему не хватает воздуха. Итак, его убежище обнаружено. Возможно, к тому времени, когда за ним приедут товарищи, здесь уже побывают люди из Национальной безопасности. Но его замешательство продолжалось лишь какую-то долю минуты. Сделав над собою усилие, он взял себя в руки, быстрыми шагами направился в спальню и из ящика ночного столика достал пистолет. Это был «люгер», который подарил ему в Панаме товарищ из Доминиканской Республики. Регуло положил в левый карман брюк две обоймы и засунул пистолет за пояс с правого бока. Он ощутил прилив энергии; все тело было напряжено, и сознание опасности обостряло все чувства. Он отчетливее слышал капанье воды из крана, стрекот цикад и веселый лай щенка, который, должно быть, все еще бегал за маленьким велосипедистом. Но внимание его было приковано к другому: он ждал, не послышится ли шум автомобиля. С минуты на минуту могла примчаться машина Национальной безопасности и, резко затормозив, остановиться у подъезда. Если бы это произошло, когда мальчик еще находился на улице, он подвергся бы опасности, потому что Регуло Льямосас не так легко дался бы в руки охранке. При одной мысли о том, что ребенок мог бы быть ранен, его пронзила боль и охватил гнев. Он разозлился на негритянку, которая не уводила ребенка, и на не известную ему сеньору Мерседес. Он почувствовал, что к сердцу горячо прилила кровь, отхлынувшая, когда по телефону спросили, здесь ли сдается квартира.
Из-за этого ребенка он едва не забыл о важных вещах. «Да, лимонки!» — вдруг сказал он себе и направился в уборную. Там он поднял половицу и достал большой черный портфель. Расстегнул молнию. В портфеле были три желтые гранаты, бумаги, его единственная смена белья и носки — все из нейлона. Он положил портфель на кровать, снял пальто и хотел было повязать галстук, висевший на спинке стула, но, поддавшись какому-то смутному импульсу, вместо этого достал из портфеля гранату и взвесил ее на руке, пристально глядя на это орудие смерти. От тяжелого желтого металлического яйца со скорлупой в квадратных насечках исходило ощущение надежности, быстро вернувшее Регуло Льямосасу полное самообладание. «Эти негодяи узнают, что такое мужчина», — подумал он. Потом положил гранату обратно в портфель, повязал галстук и надел пальто. Теперь, без всякого сомнения, он чувствовал себя лучше.
До приезда товарищей оставался почти целый час, но никто не мог знать, сколько оставалось до прибытия Национальной безопасности. Не доверяя своему слуху, Регуло снова приоткрыл створку жалюзи, потому что внизу вполне могли быть люди, уже подстерегающие его. Но на улице не видно было никого, кроме мальчика, который со счастливым видом неутомимо крутил педали. Щенок, по-видимому, устал; он сидел на тротуаре у виллы «Мерседес» и веселыми, влажными от нежности глазами смотрел на мальчика, высунув язык, подняв одно ухо и уронив другое. Регуло отошел от окна и направился в гостиную.
На вилле, где он находился, было только две спальни. Ее снимала бездетная супружеская чета; она была учительница, он — виноторговец. Они уходили рано и возвращались только в семь — в половине восьмого. Регуло мало разговаривал с ними, да они и не успели еще познакомиться поближе: его только два дня назад поселили на этой новой явке. Гостиная была обставлена громоздкой мебелью, на стенах висели семейные фотографии, на маленьком столике посреди комнаты красовалась ваза с бумажными цветами, а в углах — две фаянсовые группы, имитации фарфора. Гостиная, каких много. «Ауроре понравилась бы эта обстановка», — сказал про себя Регуло. И подумал: «Если мне придется защищаться, здесь все будет перебито». Он тут же опять вспомнил о жене. Если его убьют или ему удастся скрыться, Национальная безопасность нагрянет к ним в дом, схватит ее и, возможно даже, подвергнет пыткам, а Аурора не сможет ни слова сказать, потому что он не послал ей ни единой весточки о себе. «Она будет очень удивлена, если ей скажут, что я в Венесуэле», — сказал он себе и тотчас, сам не зная почему, вспомнил, что в доме маленького велосипедиста ждут доктора, которого позвали к его дедушке. «Эти доктора иногда заставляют себя ждать четыре-пять часов», — подумал он.
В эту минуту на улице действительно послышался шум автомобиля. Регуло оцепенел. У него было отчетливое ощущение: все, что кипело в нем только что, вдруг замерло. Он собрал все свои душевные силы, призвал все свое мужество. «Гранату, прежде всего взять гранату», — сказал он и в один миг оказался в спальне с гранатой в правой руке. Он опять осторожно приоткрыл жалюзи. К дому подъехал зеленый «бьюик». В нем было два человека — один за рулем, другой позади. Регуло сразу узнал того, что сидел сзади. Он положил гранату в портфель, застегнул его, выбежал в гостиную, оттуда на улицу, запер за собой дверь и вскочил в автомобиль.
— Как дела, товарищ? — сказал он.
Тот, что был за шофера, тронул машину, пожалуй, немножко поспешнее, чем подобало. Регуло обернулся. Других машин на улице не было. Негритянка выбежала за ребенком, а собака бросилась за ней.
— Схватили Муньоса и Гуарамато, — сказал тот, что сидел сзади.
— Муньоса и Гуарамато? — переспросил Регуло.
Плохо дело. Оба они видели его на нелегальном собрании три дня назад.
— Я думаю, лучше ехать через Колинас-де-Бельо-Монте, — сказал тот, что вел машину.
— Да, — отозвался второй.
У Регуло Льямосаса на этот счет не было своего мнения. Они ехали с ним и ради него, но он не мог сказать, какая дорога кажется ему более надежной. Вот уже три месяца он ни разу не мог сказать, что хочет отправиться в такое-то место; другие приезжали за ним и доставляли его куда нужно. Три месяца, с середины апреля до этого июльского дня, он жил в Каракасе, как призрак, выходя только ночью; три месяца он скрывался в сердце Каракаса, который уже не был его Каракасом, в городе, чье настоящее было зыбко, а будущее темно; три месяца он рисковал жизнью, встречаясь с товарищами на конспиративных собраниях, вполголоса обмениваясь с ними новостями, передавая указания, которые он получил в Коста-Рике. Он не мог видеть памятник Авиле[34] при дневном свете и не мог поесть в ресторанчике фасоли по-венесуэльски. Это было доступно миллионам венесуэльцев, но не ему. «Колинас-де-Бельо-Монте», — повторил он про себя и вдруг вспомнил, что две недели назад был в этом районе, в доме одного инженера, и из окна смотрел на гирлянды фонарей вдоль Восточной автострады и проспекта Миранды, убегавших к Петаре, на пустыри, освещенные огнями многоэтажных зданий, которые высились в стороне Сабана Гранде и Чакао, словно пламенеющие горы.
— Проезжай по улице Эдисона, а там держись поближе к холму, — сказал водителю тот, что сидел сзади.
— Как ты думаешь, Муньос и Гуарамато заговорят? — спросил Регуло.
— Нет, друг, из этих товарищей они ничего не вытянут. Но ты ведь знаешь, волк не насытится, пока всех овец не задерет. Тебе нужно смыться этой же ночью. Как бы там ни было, в Венесуэле тебе оставаться больше нельзя.
— Куда я еду?
— В Колумбию, друг. Рохаса Пинильи[35] там уже нет. Теперь путь свободен.
В Колумбию… Рохас Пинилья пал два месяца назад… Чтобы попасть в Колумбию, надо, конечно, проехать через Валенсию. Не заскочить ли по пути к Ауроре? Нет, это было бы просто безумием. Если Национальная безопасность знает, что он в Венесуэле, за домом, где живет его семья, следят днем и ночью.
— Послушай, друг, отсюда до границы далеко, — сказал он.
— Это верно, но будь спокоен, все улажено. Представь себе, ты будешь солдатом, ефрейтором Хувеналем Гомесом, и тебя повезет лейтенант на своей собственной машине. Надо только переклеить твою фотокарточку на другое удостоверение, вот и все.
«Бьюик» обогнала, едва не задев его, черная машина. Один из четырех человек, которые сидели в ней, остановил взгляд на Регуло. На мгновение его охватил страх: что, если черная машина перережет дорогу «бьюику» и из нее выскочат эти четверо с автоматами в руках? Однако ничего не произошло. Его товарищ обронил: