Выбрать главу

Повзрослевший карите стал и в самом деле резвее всех в море. Пита не боялся больше ни барракуды, ни акулы, ни рыбы-меча. Это в первые месяцы жизни они казались ему смертельно опасными. А сейчас его обтекаемое тело с легкостью обгоняло больших рыб.

Мать гордилась им. Пита стал длинным и красивым. Но не настолько длинным, чтобы казаться неуклюжим. Время от времени он, рисуясь, проносился серебряным метеором мимо родных скал. А мать, довольная, улыбалась. Да, хоть он и вырос, а резвится все еще как малыш. Питу очень любили все его друзья, и он никогда не оставался один. Каждый день он играл то с дельфинами, то с кораллами, то с анемонами. И только на ночь возвращался домой — подремать среди папоротников.

Мать умилялась, слушая его ежедневные отчеты о совершенных им проделках.

— Успокойся, — урезонивала она сына, — успокойся и отправляйся спать…

А он продолжал задорно булькать, и она невольно слушала его россказни о жизни обитателей глубин и об играх с хорошенькими кораллами и анемонами. Однако о своей новой подруге, рыбе-луне[82], с которой он встретился у дальних скал, Пита ничего не сказал матери.

Шли дни, и он стал думать о рыбе-луне дни и ночи напролет. Он мечтал о ней, лежа среди своих папоротников. Всюду мерещились ему ее глаза, сверкавшие как хрусталики, и подцвеченные чешуйки, отражавшие свет, как серебряные зеркальца. Звали ее Иона (Гордость Моря). Пита стал таким задумчивым, что даже мать заметила это. Она терялась в догадках. А он молчал. Все его глубоководные друзья уже знали, в чем дело, и обсуждали эту новость. Они судачили о том, как Пита подолгу застывает на месте с ничего не видящими глазами, и о том, как однажды он из-за этого чуть не попал в пасть акулы-смерти. Они сплетничали об Ионе Прекрасной и завидовали ей. Ведь они знали, чем все это кончится. Напрасно дельфины наведывались к рифам, а убитые горем кораллы тихо пели печальные песни.

Но вот пришло время, когда Пита сказал матери, что он должен на некоторое время отлучиться. Она заплакала, потому что так же, как и друзья Питы, знала, чем все это кончится. Когда она спросила, кто такая Иона, Пита удивился. Все море ее знает, сказал он. Все море — и в высоту, и в ширину. От воды, что начинается у берега, до воды, которая живет между морем и ветром — ведь они вместе с Ионой танцуют ночью в волнах и Луна наделяет Иону своей чарующей силой.

Он сказал матери, что отправляется к дальним скалам и возвратится через несколько приливов. И тогда он приведет Иону — сокровище всей своей жизни. Он приведет себе жену, а матери — дочь Иону, Гордость Моря.

Мать слушала Питу с болью в сердце. Она отчетливо понимала — Пита потерян для нее. И она не может запретить ему жениться, не имеет права даже желать этого. Ей остается только предостеречь сына, чтобы он вел себя осмотрительнее в открытом море, потому что сейчас как раз сезон Огромных Лап. Она рассказала ему, по какому пути лучше плыть. Этот путь был труднее, зато безопаснее. Потом тревога ее немного улеглась — выбор сына был ей по душе. Что же до Чудовища с огромными лапами, то провидение так долго хранило ее сына, что — она надеялась — сохранит и на этот раз. И она вернулась к своей скале, занялась домашними делами — нужно было приготовить достойное жилище для сына и его Ионы — Гордости Моря.

Залив был глубокий и широкий, и ветры свободно гуляли здесь. Рыболовный сезон еще не кончился, хотя у рыб наступила брачная пора. В эту пору никогда не удается поймать столько рыбы, сколько хочется, но если вы молоды и выходите в море в штиль или при легком бризе, а солнце светит вовсю над окаймленным пальмами берегом и если вы при этом громко смеетесь, радуясь жизни, то вряд ли вас в эти минуты больше всего заботят мысли об улове.

Так было и с нашими рыбаками, которые вышли в тот день в море. Вот они забросили в воду сеть: что-то им там померещилось внизу — на полпути ко дну вода была пенистой и взбаламученной — верный признак рыбьего косяка.

Они быстро окружили косяк кольцом и стали наблюдать, как отяжелевшая сеть пошла ко дну. День принес им неожиданную удачу. Рыбаки переглядывались, недоумевая, как это в брачный сезон им удалось напасть на косяк.

Они потащили сеть, в которой билась рыба, к берегу. Буруны, накатываясь, подносили ее к берегу. Рыбаки начали выбирать сеть, не переставая удивляться своей удаче. А когда сеть зашуршала по песку и они увидели несметное множество плавников и хвостов, трепещущих и бьющихся о воду, то изумились еще больше.

Они вытащили свой улов на сухой берег. Здесь были сотни рыб, крабов и кораллов. Попали в сеть даже анемоны.

— Глядите-ка, — сказал один рыбак, выхватив из живой кучи блестящую плоскую рыбу. Рядом с ней судорожно бился карите, булькая и прыгая по песку.

— Это редкая удача, — сказал другой. — Такая рыба попадается раз в сто лет. — Он взял рыбу в руки и поднял ее повыше. Глаза у рыбы сверкали как кристаллы, а чешуйки мерцали, как серебряные зеркальца. — Рыба-луна, — произнес он, больше для себя. Он не был новичком в своем деле и знал, что это значит. — Посмотри, хороша, а? — Он улыбнулся. — Это… как бы тебе сказать… это сама Гордость Моря.

Рядом бился в агонии карите.

Р. И. С. Ааронс (Ямайка)

ПОЗДНЕЕ ЦВЕТЕНИЕ

Перевод с английского В. Кунина

Он так незаметно, ненавязчиво вошел в ее жизнь, что мисс Винбраш не могла бы с уверенностью сказать, когда именно у нее пробудился интерес к Чарльзу Грэйвсли. Если раньше он был лишь одним из клиентов, номера которых она раз в две недели записывала в регистрационном журнале, то теперь встречи с ним составляли весь смысл ее существования.

Мисс Винбраш служила кассиром в большом торговом доме, а Чарльз Грэйвсли обходил городские кварталы, собирая деньги по счетам. Их интерес друг к другу зародился в тот день, когда грифель карандаша мисс Винбраш неожиданно сломался и спокойный пожилой джентльмен, дожидавшийся расписки в получении денег, предложил отточить ей карандаш. Она была раздражена и собиралась ответить не слишком вежливым отказом, но вдруг обратила внимание на его спокойный тон и обезоруживающую улыбку.

— Большое спасибо, — сказала она, — но мне не хотелось бы беспокоить вас.

— Какое там беспокойство, — возразил джентльмен. — Дело в том, — доверительно добавил он, — что у меня всегда возникают мрачные мысли, когда я вижу женщину, пытающуюся очинить карандаш старым бритвенным лезвием.

— В самом деле? Во всяком случае, мы обычно справляемся и не отрезаем себе пальцев. — Она рассмеялась.

— Все равно я не могу спокойно смотреть на это.

Она вручила ему расписку.

— Спасибо. Всего вам лучшего, — сказал он и приподнял шляпу. Через минуту его уже не было возле окошечка.

— Какой симпатичный, — вздохнула мисс Винбраш, взявшись за следующую расписку. Странно, что она никогда не замечала его раньше.

Как-то утром, недели две спустя, она встретила его снова. Он стоял в хвосте длинной очереди. По какой-то необъяснимой причине она вдруг обрадовалась, что на ней новое платье, то самое, которое, как все говорят, ей очень идет. Хорошо бы напудриться, мелькнула у нее мысль, по мисс Винбраш тут же одернула себя. Какая глупость! В ее-то возрасте! Да и вообще, что за дело мистеру Грэйвсли, как она выглядит. Однако, когда он подошел к ее окошку, невозмутимый и элегантный в белом парусиновом костюме, стало ясно, что он так же откровенно рад видеть ее, как и она его.