Это был рослый юноша в обычной рубашке и брюках, на ногах — парусиновые туфли. Ступал он в них бесшумно и шел чуть-чуть сутулясь, поэтому казалось, что он крадется. Беспокойный, голодный взгляд. Но главное, он черен! Все остальное не шло с этим обстоятельством ни в какое сравнение. У нее на родине ни один негр не рискнул бы вечером подойти к белой женщине. Во всем этом есть интригующий элемент новизны. Да, видимо, тропические острова Вест-Индии сулят иностранцу немало приключений.
— Не найдется ли у вас спичек, мадам? — спросил юноша.
Она только что закурила сигарету об окурок догоревшей — спичек у нее не было. Поверит ли он в это?
— К сожалению, у меня нет спичек.
Юноша посмотрел ей в лицо, недоуменно сморщил лоб и, поколебавшись секунду, сказал:
— Но вы же курите.
Крыть нечем. Давать ему прикурить от своей сигареты американке не хотелось. Может, и глупо, но в этом заключена какая-то интимность — так ей, во всяком случае, казалось. Она заколебалась под пристальным взглядом юноши. В этом взгляде были и гордость, и вызов, и даже насмешка.
— Вот, прикурите. — Она протянула ему свою зажженную сигарету.
Она думала, что юноша возьмет сигарету у нее из рук, но вместо этого он нагнулся к ней, едва не коснувшись ее. Потом выпрямился, глубоко затянулся и с удовольствием выпустил дым. Тут она разглядела, что во рту у него окурок.
— Спасибо, — вежливо сказал юноша и уже собирался уйти, когда американка как бы неосознанно швырнула свою только что начатую сигарету в канаву.
Он замер, холодно и задумчиво уставившись на нее.
Американку это начало раздражать. Нет, она не испугалась: парень, по-видимому, безвредный. Но ей было не по себе от его взгляда. Лучше бы уж нагрубил — к такому обороту она была готова. Только не этот холодный презрительный взгляд. Да как он смеет, какая наглость!
— Ну, чего же вы ждете? — произнесла она, чтобы как-то снять напряжение.
— Извините, вам пришлось пожертвовать целой сигаретой.
— Пустяки, — нервно улыбнулась она, мысленно ругая себя за глупость.
— У вас их много, не так ли?
— Как будто бы.
«Ну, на что это похоже, — думала она. — Стоять на улице и препираться… да-да… с черномазым!» Это отнюдь не входило в ее привычки. Какая непристойность! Почему он не уходит?
— Это улица, мадам, она для всех, — сказал он, словно читая ее мысли.
Она-то, уж во всяком случае, не обязана ему отвечать. С самого начала ей следовало просто не замечать его!
— Ваше счастье, что вы женщина.
— А если бы я была мужчиной?
— Если бы вы были мужчиной, пришлось бы преподать вам урок, — сказал он все тем же тихим ровным голосом.
«В Америке их линчуют и за меньшее», — подумала она.
— Это не Америка, — сказал он. — Я вижу, вы американка. У нас в стране нет черных и белых — только мужчины и женщины. Вам следует об этом помнить.
Вот как! Весьма любопытно! Интересно его еще послушать — будет о чем дома рассказать.
— Значит, у вас здесь только мужчины и женщины? — переспросила она.
— Именно. Так сказать, вы и я и сотни тысяч подобных нам. И мы умудряемся обходиться без судов Линча и всего прочего.
— Вы действительно считаете, что все люди равны?
— Увы, факты свидетельствуют, что это не так. Взять, к примеру, меня и вас. Разница между нами не только в том, что вы женщина, а я мужчина. Понимаете?
— Нет, не понимаю.
— Оставайтесь на Ямайке, тогда поймете.
Она вскинула на него глаза, и он рассмеялся:
— Вы напрасно плохо обо мне думаете. Вы не в моем вкусе, так что вам нечего бояться.
— Вот как!
— А вот и ваш автобус. Спасибо за огонек.
— Не за что! — ответила она, нервно засмеявшись.
Она села в автобус, а он стоял, глядя ей вслед, бесстрастный, гордый, полный мужского достоинства, как бы бросая безмолвный вызов ее самообладанию.
Автобус отошел, а она все еще чувствовала на себе пронзительный взгляд юноши. Он разглядывал ее, как разглядывает мужчина женщину, позабыв о разнице в цвете кожи.
Она подавила желание обернуться и напоследок взглянуть на него. Нельзя — что подумают другие пассажиры!..
Вероятно, это и к лучшему, что она не оглянулась и не увидела, как он алчно метнулся к канаве и подобрал ее недокуренную сигарету…
У. Д. Оулгиви (Ямайка)
ЛОТЕРЕЯ
Перевод с английского В. Кунина
Все очень обрадовались, когда в пятницу вечером пришло известие о том, что Джонни удостоен первой премии Ямайки на экзаменах в воскресной школе. Но радость вскоре сменилась унынием, так как в письме, которое вслух прочитал учитель, говорилось, что лауреат должен прибыть в столицу и там получить премию и диплом. Мать Джонни, мисс Дорис, была очень бедна. Отец ее был суров с ней с тех самых пор, как узнал, что дочь согрешила, односельчане тоже относились к ней холодно. От этого мать Джонни была еще несчастнее. И все же она упорно боролась с нуждой, чтобы поднять мальчика, и гордо отказывалась от всякой помощи.
Добропорядочные жители деревни, ежедневно собиравшиеся в лавке негра массы Джо, попали в затруднительное положение. Мальчик принес славу всему округу, и каждый был бы теперь рад оказать мисс Дорис помощь, в которой она так нуждалась. Но все знали, что она скорее заставит ребенка остаться дома, чем примет хоть фартинг.
Это подтвердил и сам Джонни, когда пришел за какой-то покупкой в лавку к Линь Пао. Тата Сим зазвал его в заведение негра Джо, расположенное как раз напротив лавки Линь Пао, и спросил, когда он собирается в Кингстон. Мальчик печально ответил, что ехать следовало бы через шесть недель, но мать сомневается, сумеет ли она его отправить. Мужчины обменялись понимающими взглядами, и Тата Сим подбодрил малыша:
— Не горюй, мой малшик. И вшивому теленку достается хорошая травка. Я ошень горжусь тобой. Вот, возьми купи себе конфетошку.
И он дал лауреату конкурса пенни, затем вернулся к приятелям, чтобы узнать, не надумали ли они, как помочь мисс Дорис, несмотря на ее упорство. Поздно вечером, когда они расходились по домам, никакого удовлетворительного плана у них еще не было.
В субботу утром мужское население деревушки, как обычно, собралось небольшими группами, каждая — в своей любимой лавке. Они поглощали невероятное количество самых разнообразных напитков — от необработанного, обжигающе крепкого вещества под названием «Коровья шея» до лавровишневой настойки, которую раньше изготовляли только для наружного употребления, а теперь принимали внутрь, исходя из тех соображений, что даже в ничтожных дозах она вызывает здоровое возбуждение, равное тягловой силе десяти мулов. Что касается неприятных последствий в виде рвоты и «плохого самочувствия», то это просто не принималось в расчет.
Многие женщины в такие дни отсутствовали. Они уходили на рынок в большую деревню, расположенную в нескольких милях отсюда. Ребятишки же, если только матери не брали их с собой, занимались домашней работой.
Тата Сим, Бредда Уолкер, Адолфес Уоссенли и другие, менее выдающиеся деятели, как обычно, заседали в лавке массы Джо. До сих пор подходящего способа оказать содействие Дорис не было найдено, но джентльмены не теряли надежды. Они глубоко верили во всепобеждающую силу свободной дискуссии, подкрепленной вдохновляющей помощью алкогольных напитков.
— Моя ошередь платить, — заявил Тата. — Знашит, так, — продолжал он, когда все стаканы были наполнены. — Я думаю, что сперва надо бы решить, что малшику нужно, а потом уже придумать, как он это полушит. Нашнем с денег на билет. Это будет стоить доллар: два шиллинга туда и два обратно. Еще ему понадобятся шиллинга три на карманные расходы. Выходит ровным счетом семь шиллингов.
— Затем одежда, — вставил Долфус.
— Правильно, — согласился Тата. — Сколько стоит рубашка? Моя стоила пять с половиной шиллингов, но поскольку он малшик, это обойдется дешевле.