— Селицы больше не существует!
Итальянский офицер захлопал в ладоши.
«Ну и спектакль», — подумал Аризан и вскочил. Сашо и Петко тоже поднялись. Их «ура» покрыло ликующий возглас Речани. Стреляя наугад, Аризан ворвался в самую гущу вооруженной банды. Те и ахнуть не успели, как он разметал половину! Речани, казалось, так и застыл с поднятыми руками, только вдруг рухнул наземь, итальянский офицер подпрыгнул последний раз и покатился клубком, иные растянулись во всю длину. Сашо и Петко стреляли по флангам. Мощная фигура Аризана, заслоняя горизонт, прикрывала их, точно цыплят. «Это вам за Ризвана, за сожженную Селицу, за отца Ризвана, за моих товарищей, за все беды и несчастья, которые вы принесли людям», — приговаривал про себя Аризан, строча из пулемета. Баллисты в страхе бросались на землю. Трое партизан прокладывали себе путь к лесу. Когда до леса было уже совсем близко, Аризан остановился.
— Бегите! — услышал Сашо его команду и тоже остановился. — Выполняй приказ! — крикнул Аризан. — Бегите!
Стрельба усилилась. Баллисты не преследовали их, только стреляли. Петко потянул Сашо за рукав:
— Ты слышал?
Сашо побежал, успев заметить, как Аризан опустился на правое колено. Сашо не надо было объяснять, что Аризан, жертвуя собой, прикрывает их отход. Сашо хотел обернуться и вдруг почувствовал удар электрическим током в руку, и вслед за тем рука одеревенела. «Ранили», — подумал Сашо, входя вместе с Петко в лес. Теперь можно было перевести дух.
«Наверно, добежали», — с облегчением подумал Аризан, не обращая внимания на пулю, пронзившую лицо. «Пулевые раны, наверное, не болят», — снова подумал он, выпрямляясь. Но едва он встал, как крупное тело его качнулось и стало клониться книзу. Аризан лежал на спине. Сквозь дымную мглу просвечивало солнце и, казалось, приветливо улыбалось ему.
19
Прищурившись, Сашо смотрел, как солнце уходит в синюю бесконечность. Перед глазами пробегали серебристые светлячки, временами они гасли, превращаясь в темные точки, потом снова вспыхивали еще ярче и ослепительнее, и оттого, видно, у него слезились глаза. Не сдерживая слез, он повернулся к Петко Узуноскому. Тот обрадовался, увидев его улыбающееся лицо.
— Держись, сынок. Трница уже близко.
— Я думаю об Аризане, — признался Сашо. — Не знаю, что с братом, но почему-то больше думаю об Аризане.
— И правильно делаешь. Такого человека нельзя забывать.
Сашо шел, держась за Петко. Перебитая кость поначалу ныла, но дядюшка Петко наложил ему самодельную шину, туго стянул ее рукавом своей рубашки и сказал: «Не унывай, молодые кости быстро срастаются!» И в самом деле, боль вскоре унялась, и теперь Сашо чувствовал лишь небольшую слабость, к которой примешивалось беспокойство.
Некоторые погибли, это он знает. Но где остальные? Должны же прорваться?
— Дядюшка Петко, я уверен, я абсолютно убежден, что мы победим. Мы обязаны победить!
Старый крестьянин готов был заплакать.
— Конечно, сынок. Непременно победим. Эта вера и дает нам силы. Ну как, дойдешь? — спросил он, отводя взгляд, чтоб не заплакать, и принялся клясть в душе тех, кто придумал войну.
— Дойду, — ответил Сашо. — Даже если бригада будет за тридевять земель, все равно дойду.
Петко Узуноский покачал головой. «Этого не выбьешь из седла. Вот, оказывается, какие у нас дети!» И ему почудилось, что это его Ице идет рядом, а вместе они идут к Трнице, чтоб оттуда продолжить путь к бригаде.
— Держись, родимый, держись. Еще чуть-чуть.
— Дойду, дядюшка Петко, дойду, — отвечал Сашо.
И вдруг они услышали голоса, хруст валежника и топот множества ног.
Они затаились за деревьями. Голоса и шаги приближались. Петко Узуноский вскинул голову — голоса знакомые. А когда показался первый человек, он, раскрыв объятия, кинулся ему навстречу.
— Вангел!
И суровые крестьяне, не стыдясь слез, крепко обнялись при всем честном народе. Радостные лица, каждый не прочь обнять Петко и того славного паренька, что стоит в сторонке и улыбается им счастливой улыбкой.
— Твоя кукуруза нас спасла, — сказал Петко.
Вангел засмеялся и, обняв его еще раз, спросил:
— Куда направляетесь?
— В Трницу. А потом — в бригаду.