Как легко он убеждает меня, что я лучше, чем есть на самом деле. И не только меня, любого. Всегда.
Он не должен нас покинуть. Я не могу это допустить. Завтра же поговорю с врачами. Они должны помочь. Слишком многие в нем нуждаются!
Например, маленькая Татьянца. У нее подозревают саркому плечевого сустава. Белые от ужаса лица матери и отца, судорога сжимает им горло, они едва могут говорить.
Ампутация руки?
Это невозможно!
Подожди, маленькая, вот дядя посмотрит, и все будет хорошо. Он посоветует, он все сделает, все.
И бабушка Татьянцы, которая уже седьмой год лежит неподвижно. Лицо у нее белое как бумага: она не сводит больших светлых глаз со входной двери.
Ох, хоть бы господин профессор пришел!
Придет, конечно, придет. Он всегда приходит, и едва он касается ее руки, как старой женщине становится легче.
Вы верите, что мне лучше?
Верит. Верит всей душой, всем сердцем, хотя знает, как у нее обстоят дела.
Скольким людям он помог, а ему никто не может. Как мне ему помочь? А вдруг мне не хватает веры? Неужели в этом причина? Гоню от себя тяжкие, мрачные мысли и цепляюсь за тонкие нити надежды…
Тебе лучше? — Я буквально порхаю по комнате, так что его широко раскрытые глаза едва за мной поспевают.
Какая ты веселая!
Да. Врач говорит, что мы начнем с массажа ног, укрепим мышцы, что мы…
Врач говорит???
Сегодня ему лучше. Тело еще, правда, сводят судороги, и надо следить за руками, сжимающимися в кулаки, но он пытается разговаривать.
Ему в самом деле лучше? Ох, если б это было так! Почему мы не можем энергию одного человека передавать другому? Ведь это очень просто. Переливаем же мы воду из одного сосуда в другой. Наклонилась бы я над ним и перелила в него свою волю, здоровье, силу — чтобы он поскорее встал на ноги и вышел на веранду.
Смотри, как хорошо! — сказал бы он. Взгляд его ласкал бы зелень кустарников, кудрявые кроны деревьев, а потом унесся бы вдаль, к темным горам на горизонте. Как прекрасна наша страна, добавил бы он, вот только ноги окрепнут, и отправимся в горы!
Непременно отправимся, но сперва придется навестить больных, которые его ждут. Больных нельзя разочаровывать.
И еще нужно будет подготовиться к лекции, просмотреть номера «Туберкулеза», написать доклад для конференции, для конгресса… Какое счастье, что он рвется к работе, что люди ждут его, что он нужен людям. Ничто не могло вывести его из равновесия. Взятые на себя в Женеве обязательства он выполнял с легкостью и радостью. Вопреки сжатым срокам, безжалостно преследующим его, вопреки утомительным поездкам…
В Греции, например, он посетил много районов, чтобы собрать побольше материала…
Вы понимаете, что я имею в виду? — спрашиваю я Брацо и Секу, которые вместе со мной ожидают, пока закончится осмотр.
Понимаете, что это для него значит? После долгого вынужденного перерыва приняться за настоящее дело!
Помните, еще в прошлом году… когда его наградили премией имени Кидрича[12]? Помните, как он стряхнул с себя оцепенение, просто-напросто ожил?
У меня много тому доказательств… Например, весной в санатории проходил международный семинар — впервые без него. Об этом семинаре я ему ничего не сказала, чтобы не волновать. А когда он заканчивался, мне позвонил доктор Мича и попросил разрешения югославским участникам навестить его. Только поздороваться, сказал он, если можно.
Сразу впятером? — испугалась я, однако разрешила им прийти.
Поразительно, как на него подействовала эта встреча. Он сам вел беседу, и речь его была гладкой и свободной.
Уходя, они недоуменно посмотрели на меня. Прячешь ты его от нас, что ли?
Я просто счастлив, что он поправляется, сказал Мича. Разве я вам об этом не рассказывала? — спрашиваю я Брацо и Секу, которые молчат, а я все говорю и говорю. Брацо уставился в пол. Сека перебирает бумаги на письменном столе.
Здесь есть что-нибудь любопытное? — обращается она ко мне, пытаясь перевести разговор на другое.
Но я продолжаю развивать свою идею и принимаюсь рассказывать им о Маке, хотя его историю они хорошо знают.
Нельзя сравнивать, возражает Брацо. Его-то чтили всегда… Член комитета…
Разумеется, за границей его ценили, а дома не очень. И признание его трудов за рубежом не доставляло ему особенной радости…
Дома? Да ведь дома у нас все иначе, мы друг другу мешаем!
Молодежь напирает, это верно! И нужно освобождать место молодому поколению. Оно не может ждать!
12
Борис Кидрич (1912—1953) — политический и общественный деятель Югославии. Премия имени Кидрича ежегодно присуждается в Словении за достижения в области науки и техники.