Но, может быть, ты все-таки ляжешь? — предложила я.
Может быть, ты все-таки ляжешь? — и теперь спрашиваю я его, потому что он вдруг закрыл глаза. Наверно, опьянил свежий воздух. Пойдем в комнату?
О нет, нет, посидим еще немного. Здесь так приятно… совсем как на Цейлоне…
Цейлон. В воздухе носится аромат жасмина, перца, камфоры, каких-то диковинных целебных трав.
И всюду люди в пестрых одеждах, обнаженные до пояса рикши, упряжки буйволов, босоногие велосипедисты, множество легковых автомобилей и грузовиков…
Когда мы покидали Цейлон, кое-что из задуманного тобой уже осуществилось. Стали строиться туберкулезные диспансеры, в маленьких провинциальных лечебницах открывались отделения для больных туберкулезом, и только что подготовленный медицинский персонал делал прививки все в новых и новых районах.
С Цейлоном мы прощались в декабре, в пору самой невыносимой жары.
Вильсон громко смеялся, хотя было заметно, что он огорчен нашим отъездом.
Милый Вильсон, с которым тебе так хорошо работалось. Энергичный и добрый, прекрасный специалист и чуткий товарищ.
Больше всего меня радует, говорил он, что сестрам удалось пройти полный курс обучения. Эх, если бы Всемирная Организация Здравоохранения всегда посылала знающих специалистов, мы бы многого добились. А то сколько здесь перебывало случайных людей. Год поработают и рвутся домой, а дело ни с места. Ты первый, кто…
Не преувеличивай, друг! — ты потрепал его по плечу, и голос у тебя тоже дрогнул.
Сверху Вильсон показался крохотной точкой на площадке аэродрома.
Какая поразительная неделя! Сколько планов, радостного волнения. Чуть свет я звоню сестре Шпеле.
Что нового?
Приехать бы вам сейчас, смеется она в трубку, у нас отличное настроение!
Я бросаю все и спешу в больницу. Но приезжаю слишком поздно. Он уже задремал.
Ведь мы приняли ванну, утешает меня сестра. А утром он был в прекрасном настроении. И все съел, смотрите!
После обеда снова мчусь в больницу. Врачей обхожу стороной. Не хочу слышать ничего неприятного. Я знаю об их сомнениях, но именно теперь они меня меньше всего интересуют. Теперь я хочу подольше удержаться на самом гребне волны. На самом гребне как можно дольше.
А потом миновала эта поразительная неделя, и он погрузился в дремоту. Не могу вспомнить, как он ускользнул от нас.
Вновь обращаюсь к его письмам. Хочу знать, когда же все-таки это началось.
Вернувшись в конце года в Женеву, он сильно простудился. Пустяки, писал он, обычный насморк. Но при этом чувствовал себя очень плохо. Так скверно себя чувствую, читала я, что пришлось лечь в постель. Я был убежден, что больше не встану.
А на другой день картина прямо противоположная.
Настоящее чудо, писал он, — простуда исчезла за одну ночь! Я вновь в отличной форме, и это великолепно, потому что работы невпроворот.
Я получил два письма, совершенно различных по содержанию. Помнишь, я тебе говорил, что решил узнать мнение некоторых своих коллег о прививках? Ну так вот! Сегодня пришли два ответа. Известный специалист в этой области доктор Аллин вообще не верит в прививки. Зато Миллер горячо их поддерживает. Прививки, пишет, лучшее средство из всех профилактических мер против туберкулеза — особенно в развивающихся странах!
И я этому чертовски рад, потому что сам придерживаюсь такого же мнения.
«Луна-3»! Просто невероятно, сколь огромны достижения человечества.
Поистине человек бессилен только перед смертью. Даже если в один прекрасный день нас сунут в холодильники и заморозят на несколько столетий, это не изменит суть дела! Рип Ван Винкль[14] всегда был для меня печальным образом!
Работа идет полным ходом. Надеюсь, что результат не окажется слишком мизерным в сравнении с вложенным трудом. Только Африку мне пришлось вычеркнуть из своих планов…
И поэтому прошу тебя расторгнуть договор, который со мной заключило издательство на книгу «На краю черного материка». Ведь я верил, что вернусь в Африку. А теперь вижу, что ничего не выйдет, и нет смысла писать об Африке на основе впечатлений шестилетней давности! Собственно говоря, это попросту невозможно. Ситуация там непрерывно меняется. И сегодня она, вероятно, совсем иная, чем была тогда…
Ну и что, думаю я, если сегодня она совсем иная, рассказал бы о том, что было тогда…