Приглашенный врач установил приступ сенной лихорадки, обычный для весны, и рекомендовал, как и в прошлые годы, поехать к морю.
Несостоявшийся архитектор Атанасие Свилар и его сын Никола на скорую руку собрали свои вещички и, сунув в карман соль, отправились в путь.
А дорога та (как все дороги вообще) думала за них сама, пока ждала их.
II
Несколько первых столетий жили они в пустынях Синая. Однажды поутру выпал гвоздь из стены дома в Царьграде, за ним следом выпали гвозди из всех домов по целому Византийскому Царству. Гвоздь, выпавший первым и приведший в движение все прочие, сдвинул с места и монахов Синая, прогнав их в иные земли. Переселение выглядело так.
Римский принцепс Петр, навсегда скинув шлем и испив из него вина, решил стать отшельником. Он искал такое место, где его никто не сможет найти и где никому не ведомо его имя. Такого места, говорили ему, в царстве не существует. Тогда во сне явилась ему женщина, облаченная во власяницу из собственных волос, на руках у нее были перчатки, сплетенные из тех же (необрезанных) волос. Женщина сказала ему:
— Я сохраню тебе палец, если ты изменишь свое имя.
У полководца было всего три пальца, и он долго раздумывал над значением сна. Наконец решил: имя Петр (а оно означает «камень») нужно заменить именем, которое бы означало нечто противоположное камню. Так он остановился на слове «вода», поднялся на корабль, предоставив своему новому имени — водной стихии — нести его, куда она пожелает. Его корабль прошел близ острова Тасоса, разбился о риф, и вода выбросила бывшего принцепса на необитаемую землю. Не ведая, где находится, Петр стал жить в полном одиночестве, от которого слоятся ногти и седеют брови. Разделил про себя звуки на мужские и женские и в праздники Богородицы произносил в молитвах только гласные, в остальные же праздники — только согласные. Вероятно, он так никогда и не знал, что живет и умрет на одном из трех мысов полуострова Халкидика, на том самом, который в античные времена звался Акте. О его затворнической жизни прослышали в Греции. Говорят, его выдали птицы, которых он научил говорить. Одна за другой слетались они в Царьград, садились на мачтах кораблей, и клекот их наполняли женские гласные и мужские согласные молитв отшельника. По воскресеньям, сидя на мачтах стоявших у пристани кораблей, птицы выкрикивали «Отче наш» и «Богородица Дева, радуйся».
Потрясенные и напуганные мореходы отправились вслед за птицами, и полуостров Акте, где Петр жил в аскезе, назвали Святой горой. Но по его стопам не пошли бы другие монахи, если бы их не вынудила большая беда — та, от которой хлеб застревает в горле, а волос за волоском белеет прямо на глазах.
Однажды в церквах Царьграда иконы оказались на древко копья выше, чем были накануне вечером. Шептали, что так приказал басилевс, дабы толпа верующих не поганила лика святых своими поцелуями. Но хоть беда и идет неспешно, после правой ноги показывается левая… К царьградской пристани подошел корабль с монахами, изгнанными с Синая. Все они сплошь и рядом были иконописцы-отшельники. По приказу царя иконописцев поили только красками и кормили деревом икон, паруса с корабля сорвали, а корабль пустили в морскую стихию. Царские чиновники, провожая иконописцев, издевались:
— Кто увидит самый зеленый цвет из всех зеленых, тот сможет вернуть корабль назад и спасет путников…
Но самую зеленую из всех зеленых красок никогда не нашел ни один художник, хотя это и приносит счастье; некоторые умерли потому, что нашли самую желтую из всех существующих на свете желтых красок, ибо она приносит смерть. Корабль унесло течением и разбило о рифы Святой горы, где часть иконописцев утонула, остальные же выбрались на сушу, держа в зубах свои бороды.
И тогда по всему царству начались страшные гонения на иконопочитателей. В первую очередь солдаты сбросили икону с ворот Влахерны, потом из церкви церквей и наконец из остальных церквей Царьграда и всей империи. Гвозди валялись по улицам, нельзя было пройти, чтобы не поранить ногу. Царский двор стал захватывать владения монастырей отшельников, которые сопротивлялись и утаивали иконы, поворачивая их изображением к стене. В большинстве своем это были монастыри анахоретов, посвященные Богородице, и монахи-отшельники, ибо они коротали одинокие дни свои в иконописи, и не случайно творением первого иконописца святого Луки стал образ самой Девы.