— Я не ворую, — сказал я, испытывая неловкость за брата. — Во всяком случае, пока я еще ни у кого ничего не украл.
— И не нужно было ему этого делать. Я сама бы дала ему все, что бы он ни попросил. И тебе дам, если ты попросишь, я же понимаю, что молодые ребята сейчас чаще голодают, чем наедаются вдоволь.
Тут бы мне и сказать, зачем я пришел. Но я был слишком взволнован — и из-за того, что оказался в ее постели, и из-за бесстыдного поступка Берти, и потому, что Милена была совсем голая, а под моей ладонью пульсировал сосок. Через минуту было уже поздно: Милена, видно, решила, что мы слишком заболтались, она схватила меня обеими руками за бока, сильно ущипнув, потом положила голову мне на живот, туда, где уже давно что-то набрякло и теперь прямо-таки торчало торчком.
— Ой, какой хорошенький, — воскликнула она и как бы ненароком стащила с меня трусы. — Главное, он уже выглянул, об остальном не думай. Вырастет.
Я плохо соображал, что происходит, когда Милена сунула туда голову, ее зад сам собой приподнялся, и у меня перед глазами оказалось удивительное место, откуда исходило какое-то особое тепло и запах, запах, который не был ни приятным, ни отталкивающим, совершенно не похожий ни на что, когда-либо возбуждавшее мое обоняние. Я со смущением вдыхал его, с жадностью собирая и приводя в порядок впечатления, прежде чем опять пришел в себя и почувствовал сладость, которая копилась там, внизу.
В это время позвонили в дверь.
Милена спустила на пол ноги, подарила мне горячий влажный поцелуй, секунду помедлила, она была тихая, спокойная, только усталая и как бы отсутствующая, отрешенная.
— Это Валерия, — сказала она, — лежи.
Резким движением она накинула халат и с улыбкой направилась к двери. Девушки обрадовались друг другу. Чуть задержались в передней, хихикая и доверительно болтая — очевидно, все, о чем женщины говорят с глазу на глаз, всегда и смешно, и важно.
Первой в комнату вошла Валерия. По ее взгляду, который сразу же отыскал меня в постели и отнюдь не был удивленным, я понял, что Милена все рассказала ей, сама же она предательски притаилась где-то в прихожей.
— Ах ты, негодник, — с улыбкой погрозила мне пальцем Валерия, — что ты тут делаешь с моей Миленушкой?
Я тоже улыбнулся, правда смущенно.
— Подожди, подожди, — продолжала Валерия, — теперь и я погреюсь рядом с тобой.
И она быстро скинула с себя одежду, кофточку, юбку, лифчик, трусы, пояс и чулки и тут же — я даже не успел рассмотреть ее обнаженной — накрыла мое лицо копной своих волос. Я вообще не заметил, как она откинула одеяло, под которым я прятался чуть ли не с головой, и, только когда она уселась на меня верхом, увидел, что это необычайно красивая женщина, моложе и стройнее Милены, с большими и глубокими глазами, а волосы как будто волшебные, гораздо гуще Милениных, да и вообще она отличалась от Милены, смуглая, дикая, безрассудная, похотливая… И для нее это не было игрой или шуткой. Усевшись на меня и опутав своими длинными волосами, она сильно сжала меня своими мускулистыми бедрами. Потом выпрямилась, отбросила волосы за спину, закинула голову назад, ее грива всколыхнулась, как знамя, и опять так стиснула меня, что затрещали кости. Дальнейшее уже не походило на безобидную игру с Миленой, мы с Валерией ни разу даже не встретились глазами, хотя она щедро открыла мне свое лицо. Но теперь и мне хотелось, чтобы это длилось бесконечно…
— Может, ты, — Милена обняла Валерию за вздрагивающие плечи, — уже получила свое?
— Как бы не так! — воскликнула та.
Валерия с готовностью, даже услужливо вскочила, схватила дрожащими руками Милену и втащила на постель.
Теперь обе лежали на кровати рядом со мной и с благодарностью ласкали меня, гладили по голове, лицу.
— Ты наша малышечка, наша сладкая неутомимая крошка!
Теперь и я мог вставить в разговор свое слово.
— А что же немцы и итальянцы? — спросил я.
— Солдаты есть солдаты, — ответила Валерия и подвинулась ко мне, чтобы поцеловать меня своими влажными губами в лоб. — Выстрелил, и точка. А для любви нужна чистая, неотягощенная душа.
— А у меня так часто бывает, — важно сказал я. — Как проснусь или даже раньше, еще во сне, а потом так и хожу до обеда, а то и до самого вечера. В трамвай не залезешь, особенно когда толкучка… Так и выпирает, никакого сладу.
Тут я спросил себя: может, уже настал подходящий момент, самый подходящий, чтобы узнать об отце, рассказать о посылке, прежде всего о посылке…