— Нет, не сладенькая.
— А какая?
— Вроде грейпфрута.
— То есть?
— Гибрид автобуса и трамвая.
Приятель шутливо ткнул его в бок.
— А как та, которой ты столько клялся?
— Считает, что я ее разлюбил.
— Разве не так?
— Нет. «Ты, — говорит, — меня больше не любишь». А я ей: люблю, ничуть не меньше других.
— Очень убедительно. Почему же вы разбежались?
О чем бы ни шла речь, все обращались к нему, он был в центре внимания и без конца шутил, к нему все тяготело и все вращалось вокруг него. Стоит задуматься, в чем тайна успеха, одни говорят — в уме, другие — в красоте, третьи — в удачливости, четвертые — в счастливой звезде: родила мать счастливым, так хоть в навозную кучу брось, а некоторые считают, что причина прежде всего в молодости…
— Молодость, и все! Вот старик подтвердит.
— Не только молодость, нужно немножко образования, немножко культуры.
— Немножко?
— Да, немножко. Минимум как у меня.
— А почему минимум? Почему не максимум?
— Мешает. Придется искать собеседника среди стариков.
— Или старух… Вот «черный человек», с ней можно болтать до рассвета, а уйдешь с пустой зачеткой.
— Оставь, у нее просто мания величия.
— Ха-ха-ха…
— Или мания преследования.
— Я бы ее пожалел.
Зинка не спускала с него глаз, как загипнотизированная, даже когда подошел Шерафуддин, довольный, что быстро избавился от верхней одежды, и стал рядом — надо было подождать, пока откроют дверь зала. Но Зинка не замечала Шерафуддина. А парень не замечал ее, болтал, развлекая друзей.
— Как у тебя дела?
— Дела идут… Пока ничего свеженького.
— А директорская жена?
— Да ну, сами знаете, у меня не то положение, мне не надо чужого, хватает свободных… К тому же на свете есть столько всего помимо женщин с их расчетами.
С этим Зинка сразу согласилась. Он так и не замечал ее, а ведь она не спускала с него глаз.
Ее всегда волновали те редкие мужчины, которые не любили женщин, для которых женщина была бременем, обузой. Вспомнила Чебо, свой страх перед ним, он ее просто насиловал, для нее это было пыткой, повинностью, избавиться от которой не удавалось.
Шерафуддин давно угадал ее мысли, попытался привлечь ее внимание и сказал язвительно, хотя это было не в его натуре:
— Вот уж здесь ты не увидишь Чебо и своих старых приятелей.
Однако Зинка словно бы и не почувствовала укола. Она вообще ничего не видела и не слышала. Этот парень заворожил ее, и она не понимала чем — добродушием, которое бросалось в глаза, интеллигентностью или мягким бархатным голосом, просто он ей казался не таким, как все, из другого теста, с другой планеты, не такой прозаической, как наша.
Один из молодых людей сообщил, что получил права и выплатил за машину, если понадобится — пожалуйста.
— Ну нет, — ответил белозубый, — если понадобится, я возьму тахи.
— Может, все-таки такси, не тахи, — поправил кто-то.
— А я и не знал, что тебя зовут Мексо, а не Мехо, — улыбнулся парень, и все расхохотались.
Шерафуддин тоже улыбнулся, вспомнил детство — один мальчик доказывал, будто надо говорить «артека», а не «аптека», они даже поспорили. Зинка не улыбнулась, она смотрела на парня, но уже как на недруга.
А ведь она его знает, думал Шерафуддин, возможно, она хочет отомстить ему — зубы стиснуты, глаза горят… И он вспомнил, это тот самый парень, который поддержал его, когда Чебо разглагольствовал о конфликте поколений.
Молодые люди остановились в поисках своих мест, и Зинка, даже не взглянув на Шерафуддина, подошла к ним совсем близко. Она пожирала взглядом парня, не упуская ни одного его движения, ни одного слова. Только теперь он ее заметил, бросил ничего не значащий, мимолетный взгляд.
С первыми звуками музыки Зинка оказалась возле Шерафуддина, молча села рядом. Она смотрела по сторонам, на музыкантов, на пульты, но главным образом туда, где сидели трое молодых людей, и мало что понимала. Шерафуддин слушал произведение композитора, столь обогатившего и наполнившего новым содержанием жизнь человека, сумевшего облагородить его, сделать гордым… Однако слушал уже без той жажды, которая охватывала его при одной мысли о концерте. Желание слушать без перерыва и отдыха осталось, правда не потому, что хотелось насладиться музыкой, почувствовать ее разлив в своей груди, а потому, что ему хотелось оттянуть новую встречу Зинки с тем молодым человеком. Она сидела рядом с Шерафуддином совсем чужая. Смотрела на оркестр и его не видела, видела только белозубого парня, его улыбающееся, молодое лицо, погрузившись в свою иллюзию, свою мечту, и остервенело грызла ногти.