«В чем же Твоя справедливость? — спросил тогда Всевышнего один из архангелов. — Ты не помог той, что взывала к Тебе, а помог другой, которая о Тебе не вспомнила».
И ответил Господь:
«Та, что не разомкнула уста, любит меня от души. А та, что шептала молитву, обратилась ко мне со страху…»
…Председатель Народного фронта Яначия встречал людей, выходивших из церкви, записывал их фамилии, а потом критиковал на собрании за религиозные суеверия, требовал, чтобы коммунистов выгнали за это из партии.
— Пошли нам, господи, спасение, укроти вулкан, — говорили в ответ люди. — В партию-то мы сможем вернуться, а вот если извергнется вулкан, то мертвых к жизни не вернешь!
Детей же мучило любопытство. Им хотелось увидеть, как извергается вулкан, как он выбрасывает лаву… Иногда они в это играли на сельской площади. Таскали глину, придавали ей форму конусообразной горы, сверху протыкали отверстие, засовывали туда солому, бумагу, сухие листья, смолу и поджигали. Шло состязание, чей вулкан дает больше пламени, чей огонь поднимается выше. При этом юные сельчане оглашали радостными криками всю округу.
— И что их носит нелегкая! — вздыхали старшие, глядя на бегающих ребятишек. — Накличут беду.
Тане хватал кирку, бежал на площадь и разрушал глиняные вулканы. Дети плакали, кидали в него камнями. А тут в селе разразилась непонятная эпидемия.
— Э-эх, этого только нам недоставало, — сокрушались люди.
Доктор Татули стал наведываться чаще. Он осматривал больных и внушал: «Вы думаете только о вулкане, а не думаете о том, что можно отправиться на тот свет совсем по другой причине. В округе появились бациллы, которые вызывают чахотку и бешенство…»
Вскоре в селе двое умерли от чахотки, один сошел с ума и тоже скончался. Заразу разносили бешеные собаки, и власти приказали уничтожить всех их — больных или подозрительных на вид. Загремели выстрелы, в «друзей человека» стреляли днем и ночью. Собачий визг был далеко слышен. Пуля настигала псов без разбору — и больных, и сомнительных, и здоровых. Тех хозяев, которые прятали своих псов, штрафовали.
Когда истребители собак подходили ко двору слепой Донки, она укрыла своего пса в сарае. Но, услышав незнакомые голоса, он залаял…
— Не трогайте его, ради бога, — взмолилась Донка. — Это единственная живая душа в моем доме. Я с ним беседую. Только его голос я и слышу.
— Ничем не можем помочь. Эпидемия…
— Болезнь как пришла, так и уйдет, а я останусь одна-одинешенька. Пощадите мою собаку.
— Нельзя. Лучше мы их убьем, чем они нас сведут в могилу.
Грянул выстрел. Донка вскрикнула так, будто ее задела пуля. И заткнула пальцами уши, чтобы не слышать предсмертных хрипов пса.
Собачье кладбище за селом расширялось. Орушу прибавилось работы. Спрос на его продукцию вырос: прежде чем зарыть, собаку заливали горячей известью.
Село словно оглохло. Совсем не слышалось собачьего лая.
Но когда люди уже привыкли к тишине, раздался лай — вернулась домой собака лесоруба Методии Лечоского, которую он прятал в горах. На шее у нее болтался обрывок цепи. Увидев беглянку, люди переполошились, кинулись в погоню с вилами, топорами, ружьями. Палили из них, но пули не могли настичь собаку — она прыгала через заборы, кюветы, отсиживалась в кустах и, петляя, убегала в лес. Спустя какое-то время возвращалась, и опять люди кидались за ней. Сельчане устраивали засады, размахивали палками, вилами, стреляли — собаку словно оберегала судьба. Окровавленная, она успевала спастись в лесу. Зализав раны, снова возвращалась к хозяину. И опять погоня…
А пес был красив — лохматый, белые завитки на лапах и на животе, как у барашка. Крепкая шея, крупный корпус, громкий хрипловатый лай. Когда она сопровождала овец, ее лай узнавали и говорили: это собака Методии; кругами разносилось гулкое эхо, и все сельские собаки тоже, словно по команде, принимались лаять. Долго слышался собачий хор, где пес лесоруба вел соло. Эта собака вступала в поединок с волками, обливаясь кровью, побеждала хищников, за это ее в селе уважали. Но теперь люди изменились: коль убили других собак — изведем и эту. Зарыли всех — зароем и ее.
И снова шли облавы. Методия Лечоский молил оставить пса на воле, но односельчане не желали и слушать. Долго охотились они за собакой, наконец убили. Тогда пришло облегчение — как будто вырвали из души занозу, которая не давала покоя.
Когда из города приехали ветеринары делать прививки здоровым собакам, в селе не оказалось ни одной. Страх заразиться чахоткой или бешенством мало-помалу прошел. И теперь люди, едва продрав утром глаза, тревожно смотрели на дувало…