Но по отрывочной фразе, написанной телеграфным слогом, всего не припомнишь, да и дела бригады все больше и больше увлекали Юрия Сергеевича. Понемногу от отрывочных заметок он перешел к более пространным. Теперь он заносил в книжку и интересные беседы и характеристики людей, с которыми встречался, а потом, войдя во вкус, стал записывать свои чувства, мысли, мнения. Уж очень интересной была теперь его жизнь!
Так из насущной необходимости записать материал, нужный для работы с людьми, и начался дневник гидростроевца Юрия Пронина.
День ото дня его работа в качестве руководителя автобригады усложнялась. Пронин, который раньше увлекался механизмами и мало внимания обращал на тех, кто работал на этих механизмах, все больше интересовался теперь именно людьми, своими товарищами, членами своей автобригады. Раньше они казались ему обычными ребятами, ничем, пожалуй, друг от друга не отличавшимися, а на поверку они оказались все разными, с разными характерами и устремлениями, с разными методами работы и жизненными целями.
И бригадир убеждался, что к душам человеческим универсального ключа не существует, что каждый из членов бригады требует к себе особого подхода, что только тогда общее дело пойдет хорошо и бригада будет тянуть повышенные нагрузки, когда взаимоотношения между всеми ее членами будут правильными и четкими.
Вое эти мысли отражались в дневниках Юрия Пронина. У него вошло в привычку, вернувшись с работы, садиться за тетрадь и записывать все, что произошло за день нового, стоящего внимания.
А интересного было много. Каждый день Сталинградгидростроя рождал новые трудности, новые заботы, открывал новые перспективы, нес новые радости.
Порешили, например, на бригадном собрании выполнить план перевозок на полтораста процентов, а выполнили на сто шестьдесят и больше. Решили один день в месяц работать на сэкономленном горючем, а работали по два дня, даже иной раз и на третий хватало.
Увидел однажды Юрий Пронин в журнале «Советский Союз» фотографию нового, двадцатипятитонного самосвала, выпущенного Минским автозаводом. Увидел и весь загорелся мечтой поработать на этой небывалой машине.
На следующий день принес журнал со снимком своему начальнику, инженеру, а тот в ответ смеется:
— Зачем же фотографию рассматривать, когда можно въявь увидеть!
— Тут, на Сталинградгидрострое?
— Ну да, уже прибывают. Первые на товарной станции сгружаются.
— И мне можно будет на такой машине поработать?
— Можно. Вы, Юрий Сергеевич, этого вполне заслуживаете.
В этот день Юрий Пронин только и думал, что о новой машине, и, разузнав, где стоят прибывшие самосвалы, не стерпел и понесся туда.
Вот они стоят на товарной станции, эти автобогатыри, рядом с которыми все вокруг как бы уменьшается в размере и даже паровоз и вагоны не кажутся такими привычно большими, как всегда.
Юрий Пронин с почтением осматривает новые машины. Колесо с баллоном в человеческий рост. В кабину, как в будку локомотива, ведет металлическая лесенка. С сиденья, как с капитанского мостика, далеко все видно. Новое детище советской индустрии поражает водителя мудрой простотой своей конструкции. Он сидит в машине, ласково трогает приборы управления, и ему не хочется пересаживаться с этого гиганта, как бы прибывшего из будущего, в свою обычную, объезженную автомашину.
А потом он выводит одну из этих машин на степную дорогу. И радостно ему наблюдать с высоты своей необычной кабины, как десятитонные «язы» почтительно уступают ему дорогу, как встречные люди, отойдя на обочину, провожают удивленным взглядом невиданного автобогатыря…
Много, очень много нового, интересного, неповторимого доводится наблюдать на Сталинградгидрострое. Все это стоит бережно сохранить в памяти. Не для истории, нет — для себя, чтобы потом легко было вспомнить эти страницы своей жизни.
Понемногу литературное творчество начинает увлекать шофера. Незаметно для него дневник перестает быть достоянием только самого автора. Иногда, желая в точности воспроизвести то или иное происшествие, Юрий Сергеевич, выступая перед бригадой, читает отрывки из своего дневника. Он замечает, что слушают его с неизменным интересом. Записавшись в прения на комсомольской конференции, он решает и там почитать кое-какие отрывки. Не для того, чтобы заинтересовать делегатов своим литературным мастерством, нет, — просто, чтобы ярче рассказать о том, как вставала на ноги его комсомольская бригада.
Поднявшись на трибуну, он раскрывает дневник, читает и, читая, с удивлением чувствует, что его слушают с каким-то иным, особым вниманием.