А потом Иван Смоляков вдруг и вовсе исчез из станицы. Вместе с ним ушло неизвестно куда ещё несколько молодых ребят. Вот тогда-то и поняли казаки, зачем остался секретарь комсомольского райкома на оккупированной земле.
Всё чаще горели вражеские склады с хлебом, всё опаснее становилось врагам двигаться по степным дорогам, и хотя оккупантов было много и были они богато вооружены, станичной комендатуре пришлось издать приказ о запрещении ночного движения по степи. Страх врага был лучшей оценкой деятельности молодых партизан, выполнявших задание партийного подполья.
Молодёжный отряд Ивана Смолякова действовал точно, расчётливо и очень хитро. Но в степях трудно скрываться, особенно зимой. Выдают следы на снегу, а спрятаться негде. И однажды, когда Смоляков с шестью товарищами отдыхал после боевой операции на хуторе у знакомого казака, предательские следы привели карателей к месту ночлега. Молодые партизаны были схвачены во время сна.
Это было в дни, когда принуждённые Советской Армией к отступлению фашисты особенно лютовали. Смолякова и его товарищей подвергли жестоким пыткам. У них требовали назвать имена коммунистов-подпольщиков, направлявших отряд, и тех колхозников, кто им помогал и оказывал гостеприимство.
Молодые партизаны не выдали никого.
Тогда их вывели раздетыми, разутыми на берег Дона и по одному, так, чтобы остальные видели, начали живыми сбрасывать в прорубь. Ивана Смолякова подвели к проруби последним. Он стоял уже на краю ледяной кромки, когда ему ещё раз предложили назвать имена руководителей и помощников. Маленький, болезненный человек, истерзанный на допросах и еле державшийся на своих больных ногах, вдруг выпрямился, орлиным взглядом окинул палачей, плюнул в лицо ближайшему и сам прыгнул в воду.
А через несколько дней Советская Армия освободила эти края. Трупы казнённых партизан были найдены с помощью рыбачьих сетей. Их торжественно предали земле на площади родной станицы Романовской.
— Они действовали как раз вот тут, где проходит створ плотины, где строят шлюзы и копают канал, — закончил рассказ работник райкома и повторил слова старейшего гостя праздника: — Да, истинная слава в огне не горит и в воде не гаснет!
Тогда вступил в разговор один из товарищей внука старого казака, инженер соседнего строительного района. Он вспомнил о том, как комсомольцы здешних мест, свидетели подвига Ивана Смолякова, погибшего за советскую Родину, продолжают тут, на гигантской стройке, славу своих погибших товарищей.
Вот здесь рядом, на так называемом проране, где с бешеной скоростью, бурля и крутясь, неслись воды стиснутого плотиной Дона, понадобилось возвести временный, по выражению строителей, «банкет», чтобы окончательно запереть реку.
Дно на добрую сотню метров выстлали, как здесь говорили, «фартуком» из щебёнки и гравия, покрытых сверху толстым слоем крупного камня, чтобы в решающий день остановки воды стиснутая река не сбросила преграждающие её сооружения, подмыв их снизу.
На этот «фартук» требовалось установить ряжи — огромные деревянные клетки из могучих брёвен. Эти ряжи, заполненные потом камнем, должны были сыграть роль опор эстакады, с которой самосвалам предстояло валить в реку камень.
Установка ряжей — дело весьма трудное. Понадобилось провести сложные и опасные водолазные работы. И вот три молодых водолаза — Сергей Веселовский, Александр Назаренко и Михаил Лесин — вызвались выполнить эти работы.
Это были три комсомольца из близлежащей станицы Романовской. Все они ещё мальчиками были свидетелями подвига Ивана Смолякова и его товарищей. Все они потом служили на флоте, получили там специальность военных водолазов и, демобилизовавшись, продолжали работать по этой профессии. И так уж случилось, что все трое, работая в разных концах страны, узнав о строительстве Волго-Донского канала, захотели участвовать в нём и, не списываясь между собой, встретились уже тут, в посёлке Ново-Соленовском, в конторе гидромеханизации.
Теперь они все трое явились к начальнику работ и попросили именно им поручить установку ряжей. Инженер с сомнением посмотрел на водолазов, лица которых густой медный загар сделал похожими. Молодые, крепкие, обдутые всеми ветрами, они стояли плечом к плечу, как три богатыря: двое — высокие, стройные, третий — малорослый, как кряжистый молодой дубок, выросший на открытом речном берегу. И глаза у них у всех были цвета донской воды, но разных оттенков, какие она принимает в зависимости от погоды: у одного — голубые, у другого — серые, у третьего — зеленоватые,