— Это ещё что! — сказал он, переходя с официального тона на обычный, каким он говорил дома, в родном цехе, в кругу ремесленников, пришедших посмотреть на его работу. — Это ещё цветочки, а вот недели три назад... да как раз перед отъездом сюда, в Венгрию... довелось мне, товарищи, испытывать новый станок. Пробу я ему делал. Вот это, я вам скажу, — станочек! Я на нём довёл скорость до тысячи ста, а потом до тысячи трёхсот пятидесяти метров в минуту. И без всякого напряжения.
Переводчик, заводской человек, научившийся языку у нас в лагере военнопленных, вопросительно посмотрел на токаря. Он знал технику скоростного резания металла, и ему подумалось, что московский гость обмолвился или он не так понял его.
— Сколь скоро? Пожалуйста, прошу назвать последний цифр...
— Тысяча триста пятьдесят, — раздельно сказал Павел Борисович тем тоном, каким учитель произносит слова диктанта.
Переводчик покорно сообщил эту цифру. Узкие глаза Муски Имре вспыхнули ещё восторженнее. Но шум, который снова прошёл по толпе, на этот раз был уже другой. Одобрительных нот в нем почти уже не звучало. Быков уловил удивление, недоверие.
Его не понимают. Что ж, он не первый раз за границей, он уже знает, что как бы хорошо люди ни относились к его стране, как бы радостно ни воспринимали рассказы о её достижениях, им всё-таки трудно понять всё то необычное, великое, что рождает в себе мир строящегося коммунизма. И, не обращая внимания на явную настороженность аудитории, он принялся неторопливо разъяснять методы своей работы, рассказывать обо всём, что позволило ему достичь столь поразивших всех результатов в скоростном резании.
Павлу Борисовичу не раз доводилось читать лекции в высших учебных заведениях и даже делать доклад в научно-исследовательском институте. Он уверенно излагал тему. Говоря о любимых вещах, он увлекался и едва сдерживал себя, чтобы давать время переводчику.
И тут он заметил старого человека в чисто выстиранном, даже отглаженном комбинезоне и с беретом на голове. Этот незнакомый человек почему-то сразу привлёк его внимание. Что ему надо? Почему он с таким недоверием смотрит на руки московского гостя? Почему так насторожены мутноватые старческие глаза, которые недружелюбно сверкают из-под седых бровей? А главное, почему он смотрит не в лицо, а на руки — да, именно на руки Павла Борисовича?
В одну из пауз, когда слова токаря переводились на венгерский язык, старик вдруг шагнул вперед и крепко взял гостя за руку.
— Что вы хотите? — спросил Павел Борисович, слегка отпрянув от неожиданности.
Старик твердил какой-то вопрос. Смущённый переводчик смолк. Рабочие сердито шикали. Кто-то из передних рядов потянул старика за рукав. Начальник цеха тоже пытался отвести его в сторону. Но старик стоял крепко, расставив свои толстые ноги, упрямо вновь и вновь повторяя те же слова.
— Да переведите же! Что он хочет? — спросил Павел Борисович.
По тому, как застеснялись окружающие, он почувствовал, что сейчас вот произойдёт самое важное в этом его дружеском визите на венгерский завод.
— Он просит вас показать всем свои руки, — пробормотал смущённый переводчик.
Не отдавая себе отчёта, что означает эта необыкновенная просьба, токарь понял только, что старый венгр в отглаженном комбинезоне не верит его словам. Дальше получилось всё как-то само собой. Токарь сбросил пальто. Он спросил у Муски халат и достал из кармана брюк свой резец, который привёз, чтобы показать его на венгерских заводах. Поставить резец на станок — дело нескольких минут. Укрепляя резец, Павел Борисович сердито бормотал, что рассказывать больше он не станет, а будет наглядно демонстрировать, как работают советские токари-скоростники.
Наладка станка — дело затяжное, но пока он возился на рабочем месте Муски Имре, вся окружающая его толпа точно застыла. Люди следили за быстрыми движениями рук, будто это были руки фокусника. Потом Павел Борисович выпрямился, вытер со лба пот и попросил увеличить скорость оборотов суппорта с трехсот до семисот.
— До семисот? — переспросил начальник цеха, который уже несколько раз пытался замять инцидент.
— Для начала попрошу до семисот.
— До семисот, до семисот! — прошелестело по толпе.
Старый человек в комбинезоне стоял впереди других; он еще недоверчиво, но уже смущённо следил за тем, как руки русского точно, с проворством несомненного мастера, орудовали у станка.
Между тем весть о том, что знаменитый советский токарь будет показывать свои методы, уже облетела цехи. Толпа вокруг станка увеличивалась, уплотнялась. Семьсот оборотов! Это было неслыханно даже на этом первоклассном венгерском заводе.