Освобождены были последние пяди советской земли. Танки неслись по дорогам Польши, Германии. Мелькали города и сёла с чужими, трудно произносимыми названиями. Всё жёстче огрызались фашистские армии, чуя свой близкий, безысходный конец. Эсэсовские полки, прикрывавшие отступление своей армии, безжалостно жгли и уничтожали свои же сёла и города, стараясь оставить за собой мёртвую, выжженную, начинённую минами землю. В те дни советское командование старалось всё время наращивать стремительность наступления — не только для того, чтобы не дать врагу окопаться, прийти в себя, но и чтобы своими внезапными ударами, охватами, обходными манёврами спасти от уничтожения немецкие города и сёла, сохранить крыши для мирных жителей, робко приветствовавших Советскую Армию как свою освободительницу от фашистского кошмара.
И тут в немецком городке, недалеко от Дрездена, произошёл случай, который стал особой страничкой в биографии лейтенанта Слепухи.
Танковая рота, которой Слепуха уже тогда командовал, прорвалась в этот город не с востока, а с запада, ударив в тыл укреплениям противника. Вражеские части прикрытия бежали, не успев зажечь здания. Всё же некоторые дома полыхали, подожженные снарядами.
Остановив из осторожности свои машины на перекрёстке, Дмитрий Слепуха вышел из башни, чтобы ориентироваться. Чёрный дым полз по желобам улиц. Улицы были совершенно безлюдны, лишь кое-где из окон, с балконов свисали белые простыни. Невдалеке горел большой дом. И вдруг сквозь глухой гул и потрескивание близкого пожарища лейтенант услышал детские крики. Они доносились откуда-то сверху. Нижние этажи дома были объяты пламенем; огонь и дым вырывались из окон, окутывая всё здание.
Когда ветер отнёс дым, в окне третьего этажа можно было увидеть двух детей — мальчика лет семи и совсем маленькую белокурую девочку. Приподнимаясь к подоконнику, девочка плакала, а мальчик что-то кричал, чего танкист не смог расслышать. Но он понял — дети зовут на помощь.
Дети были высоко. В подъезде бушевало пламя. Путь был отрезан.
Слепуха, как это всегда бывает с опытными воинами, мгновенно принял решение. Приказав башнёрам развернуть орудия и вести непрерывно наблюдение за смежными улицами, офицер бросился во двор. Ну да, он был прав. Металлическая пожарная лестница, приделанная к стене, как и во всех немецких домах, вела на крышу. И хотя железо внизу уже изрядно накалилось огнём, вырывавшимся из окон, Слепуха, обжигая руки, полез вверх.
Боевые машины с заведёнными моторами, грозно дрожа, стояли на перекрёстке, держа улицы под контролем пушек. В любое мгновение они были готовы броситься в бой. Танкисты в замасленных комбинезонах, потные, возбуждённые только что проделанной операцией стояли в башнях. Запрокинув головы, они смотрели в чёрную дыру окна, где то вырисовывались, то исчезали в дыму два искажённых ужасом детских лица.
И вот позади них, в черноте комнаты, неожиданно возникло сухощавое лицо командира. Он что-то сказал детям, наклонясь к ним. Потом окно опустело.
Через короткие минуты, показавшиеся всем очень тягостными, длинными, в воротах показался Слепуха. Он нёс на руках плачущую девочку. Мальчик сам шёл за ним, робко, доверчиво держась за синюю штанину промасленного комбинезона.
И тут произошло нечто невероятное, о чём Слепуха до сих пор не может вспоминать спокойно.
Улица, мгновение назад казавшаяся вымершей, пустой, вдруг ожила. Откуда-то из подвалов, из подворотен показались измождённые робкие люди с бледными лицами, тёмными от сажи и грязи. Доверчиво, без опаски подходили они к чужим боевым машинам. Женщина и девушка, отделившись от общей группы, приблизились к советскому офицеру, приняли от него детей. Какой-то старик, окутанный пледом, вдруг наклонился и попытался поцеловать Слепухе руку.
Всё это вместе взятое отняло минут пять. Танки рванулись вперёд. Дальше был Дрезден, превращённый бесцельной и злобной американской бомбардировкой в огромную руину, дымящиеся развалины Берлина, ликующая весенняя Прага, открыто и восторженно приветствовавшая своих освободителей. И хотя каждый из этих победных этапов войны оставил сам по себе незабываемое впечатление, маленький эпизод на улице немецкого городка с трудно запоминающимся названием навсегда остался для Дмитрия Слепухи одной из памятных страниц войны.