То были первые такты разговора, в которых не следовало искать какого бы то ни было смысла. Первые холостые такты, чтоб заработали механизмы и системы и разогрелось масло, как выразился бы автомеханик Йонко Йонков.
Но Первомай разогревался быстро.
— Ничего о том вопросе не слышно?
— О каком это? — не понял Лазар Лазаров.
— Насчет сноса… У тебя связи, с большими людьми знаешься… Может, слыхал что.
Он пытался польстить Лазарову, расположить его к себе.
— Ничего похожего… — сказал тот, отхлебывая пиво. — Вот насчет солярки слышал…
— А что с соляркой? — К ним подошел Пенчо Пенчев. И с ним — молодой человек в клетчатом пиджаке — единственный, кто был здесь незнаком остальным обитателям поселка. Никто не мог вспомнить, есть ли у него участок по соседству, где он работает и кем, видели только, что он пришел вместе с Пенчевым, и только это и удостоверяло его личность. Весь вечер его будут называть между собой «Знакомый Пенчевых».
— Солярку на топливо больше продавать не будут, — сказал Лазаров. — Знаю из достоверного источника.
— Хорошо, я три тонны успел купить, целую цистерну, — обрадовался Пенчев. — Будто чувствовал, к чему дело идет… Жена ворчала, «куда тебе столько солярки», а я не послушался, и теперь у меня три тонны, а там будь что будет.
— Три тонны — это капля в море! — сказал Лазаров. — А потом как?
Физиономия Пенчева медленно мрачнела — он и впрямь не подумал о том, что же будет, когда его три тонны сгорят.
— Энергетический кризис, брат ты мой! — продолжал Лазар Лазаров. — Процесс идет во всем мире… Не может не затронуть и нас.
— Всего мира коснулся, а нас обойдет? Как бы не так! — подтвердил Знакомый Пенчевых.
— А мне не верится, — сказал Дило Дилов, привыкший подбадривать себя при любом неприятном известии. — Вся Болгария сейчас отапливается соляркой, а теперь вдруг — откажись… Это все равно что перейти опять на конную тягу.
— Конная тяга — дело другое, — возразил заочник. — А солярка, как выяснилось, ценный продукт, в ней содержится еще триста ценных продуктов… Про это и в газетах пишут.
Дило Дилов рассмеялся от всей души, не без чувства жалости к этому вроде бы ученому человеку. Не мог он поверить, чтобы в голубоватой жидкости, которую он наливает через лейку в свою печку, могло быть что-то еще, кроме неприятного, липнущего к рукам запаха, который трудно отмыть, даже если дважды намылишься туалетным мылом. «Вот бедняга, — подумал он. — День-деньской сидит за книжками и от этого чтения плетет черт-те что… Да и холостяцкое житье тоже, наверно, на мозги действует». У Дило Дилова была собственная теория, согласно которой длительное воздержание под конец действует мужчине на мозг.
— Не веришь, а я тебе вырезку покажу из газеты, — настаивал Лазаров. — Я из газет вырезки делаю, складываю в специальную папку… Триста ценных продуктов, которыми все дорожат, а у нас, у болгар, они вылетают в трубу!
— Мало ли чего понапишут в газетах! — упорствовал Дилов. — Их небось каждый день чем ни чем, а заполнять надо… Если всему верить…
— Я вот на днях прочел, — сказал Первомай, — в Софийском округе созданы бригады по сносу… Люди, значит, и машины… Обходят дачи, осматривают: эту — на снос, эту — нет… Машина подойдет, подхватит дом, шлеп в самосвал, ты оглянуться не успел — пустая поляна!
— Как это «шлеп»? — спросил Дилов.
— В самосвал — шлеп — и нету!
— Что-то не верится.
— А я тебе газету покажу… У меня есть. Я их не вырезаю, как Лазаров, а складываю в ящик, в буфете. И эта тоже у меня в ящике.
— Может, она и в ящике, но…
— Надо мне будет просмотреть мои вырезки, — сказал Лазаров. — Думаю, там что-нибудь есть насчет этих бригад. Не может не быть…
Честно говоря, он не помнил, чтобы ему попадалось в газетах нечто подобное, но не мог же он допустить, что кто-то другой больше него осведомлен в вопросах печати.
— При такой нехватке рабочих рук… — сказал Дилов, — когда любое строительство тянется годами, это надо быть без головы, чтобы создавать бригады по сносу.
— Однако же вот создали! — сказал Первомай.
— И правильно сделали! — сказал Знакомый Пенчевых. — А то, понимаешь, анархия… Кто ни попадя — строит… Дача, гараж, то-се… Бетон, балки, колонны… С разрешением, без разрешения… Куда это годится? Есть у нас законы или нету?
— Законы-то есть… Государство без законов не может, да… — начал было Первомай, но осекся: ненависть к этому человеку обручем сжала ему горло.
«Счастье, нет у меня в руке бутылки, как у Лазарова, — мелькнуло у него в голове. — Еще огрел бы… Иди потом оправдывайся… Неизвестно, что за птица… Может, у него еще и пистолет за поясом…»